– Мы даже из Москвы не уехали, – тонко улыбнулся он. И напомнить не постыдился: – Это мое время.

– Ты специально, да? На ссору нарываешься?

– Ты когда злишься очень красивая, – усмехнулся привычно и на кухню пошел. – Извини, нужно было предупредить.

– А ты что делаешь?! – возмущенно спросила, когда в холодильник полез. – Полонский, ты кухней не ошибся? Не?

– Покормишь? Я что-то тоже перенервничал.

– Нет, уходи.

Какая еда! Я сама на взводе: частично из-за дочери, частично из-за неудачного свидания. Ну и в принципе Вадим бесил меня своим нахальством. Корми его, барина!

– Кать, ну не бросай мужа в беде.

– Бывшего, – привычно поправила.

– Частности, – отмахнулся и рукой о дверной косяк оперся, смотрел фирменным туманным взглядом. Не знала бы Вадима, решила бы, что кадрит меня. Но мы все это проходили. Не актуально больше.

– Во-первых, у меня только грибной суп вчерашний. Даже позавчерашний. А во-вторых, бывший муж в беде на радость бывшей жене.

– Стихами говоришь, талантливо.

Я рассмеялась. Мерзавец, конечно, но может быть обаятельным.

– Это не про тебя, Катя, – и совсем близко подошел. – Ты совсем не злая.

– Ладно садись, – согласилась исключительно, чтобы отстал и не давил своей бешенной энергетикой. Это Вадим умел. Все пространство собой заполнял, слишком мощная аура.

Я честно хотела только суп разогреть, но привычки сильны, да и руки занять хотелось, чтобы нервы успокоить. У меня еще дело неоконченное есть. Вадиму легче дать желаемое, чем выгнать по-быстрому. Телец упертый!

Хлеб в тостер засунула и сделала маленьких сэндвичей из остатков айсберга, лосося и даже селедки. Кто это должен съесть! Елена Ивановна взяла на себя функцию заказа продуктов, но она считала, что мы с Никой чересчур тощие и прилично затаривала нас. Кто бы это ел все!

– Извини, сидеть с тобой не буду, – поставила перед ним ароматный суп и ушла на лоджию.

Ноутбук открыла и сделала вид, что мне интересно с отчетом продаж разбираться в двенадцать ночи. Свечи не зажигала, но белую гирлянду включила – праздник к нам приходит. Через пару недель с Никой поедем за елкой, мы всегда рано наряжаем, чтобы подольше в этой атмосфере пожить, поставим одну на этот раз. Гостей будет немного, чтобы большую гостиную открывать. Главное, чтобы Баян дождик не жрал. А дождик будет. Моя мама и бабушка научили Нику железному правилу: новогодняя елка должна быть с дождиком, все остальное – суррогат.

– Что? – спросила, не поворачиваясь: смотрит. Мы с Вадимом были когда-то слишком близки, чтобы полностью перестать чувствовать друг друга. А может это я такая чувствительная? Не знаю.

Я не стала одергивать короткий кружевной халат, не сильно скрывавший кокетливое боди. К чему смущение? Он мужем мне был и видел разную: красивую, страшную, одетую и раздетую, секси и шмекси. Тем более я дома, а он в гостях. Вадим на то и бывший, что хочет теперь другую женщину. И вообще, других комплектов у меня просто не было. Когда-то я стремилась быть красивой и сексуальной для мужа. Не вышло.

– Забыл, где дверь? – поинтересовалась, когда молчание загустело.

– Помню, – как-то слишком мягко отозвался Вадим. – Кофе сделаешь? – у него телефон завибрировал. Мы оба слышали. Но звонок остался без ответа.

– Первый час ночи: какой кофе, Полонский?! Уходи уже!

Но вместо этого туманный взгляд стал более осязаемым, по ногам, груди заскользил, погрозовел. Не-а, не выйдет! Меня жгучими призывами не пронять. Я кремень. Жаль, что Вадим не носил чаечки. Вот было бы смеху! Было бы неплохо обстановку разрядить.

– Реально кофе?

Полонский только кивнул, подозрительно покладисто отступив от выхода, меня пропуская.

– Таблетки от давления с собой? – пошутила, нажимая на кнопку.

– Смешно, – сухо ответил, но глаза улыбались.

Вадим стоя пил кофе, молчал и смотрел на меня. Я тоже молчала, возвращая ему взгляды. Я лично ждала, когда он уйдет. Он, кажется, делал все, чтобы задержаться подольше. Зачем? Вадим, похоже, забавлялся моим нетерпеливым желанием избавиться от него. У него снова завибрировал телефон, в вязкой тишине слышно было оглушительно. Кстати, пока он здесь… Да и отвлеку его внимание от себя.

– Минуту, – и вышла. Я оставила документы в его кабинете. Они для меня тоже частичка Вадима, поэтому место им в его пристанище. Я переписала дом в Пушкине. Я, признаться, подзабыла про это дело в суматохе открытия «Baba Masha», а Ирина Владимировна тактично не напоминала. Не прошло и полгода, как говорится, но лучше поздно, чем никогда. – Вот, – я отдала тонкую папку Вадиму. Он чуть сдвинул брови и, поставив чашечку эспрессо на стойку, открыл ее.

– Не понял, – сказал сам себе, пробежался глазами по документам. – Это что такое?

– Ты же прочитал.

– Кать, зачем? Типа гордая такая, нихрена не нужно от меня, да?

– Затем, – огрызнулась и вышла из кухни. От расспросов убегала.

– Ка-тя, – Вадим не отставал.

Окей, ладно.

– Я на Нику дом переписала. Что вам еще надо?! Ты представитель, если что.

На случай моего нового замужества, чтобы не переживали о фамильном доме!

– Это тебе мама моя сказала, что ли?

Да что ж такое! И день плохой и ночь дурная.

– Сами там разбирайтесь, ладно? Нас только не втягивайте. И вообще, – я резко обернулась: Вадим настиг меня у спинки дивана, – вали уже!

Вадим достал из папки дарственную, разорвал на четыре части и аккуратно в файлик бросил. Потом кинул папку на диван.

– Катерина Мальвиновна, – положил руки по обе стороны от меня, заставляя вжиматься в бархатную спинку, чтобы не касаться его, – послушай меня внимательно: Ника будет жить в доме своей матери. Я так решил, ясно?

– Ясно! – вздернула подбородок. – Не надо только массой давить, – и в плечи ладонями уперлась. Какого черта вообще?!

Вадим руки мои накрыл стремительно.

– Ты дрожишь, Кать… – и костяшками пальцев скулу обвел, к шее спускаясь.

– Руки, – я дернулась, но слабее, чем следовало, чтобы его остановить. Вадим чувствовал женскую слабость, едва заметные вибрации податливости улавливал безошибочно. Эх, Антон, что же ты чаечки свои надел!

– Это новое? – большим пальцем очертил острый сосок через тонкое бледно-пудровое кружево. – Я не видел.

– Ты много чего не видел. Уходи.

Вадим продолжал гладить мою грудь, гипнотизируя дымным с поволокой взглядом. Я не знала, что чувствует грозная кобра, когда факир музыкой ее усмиряет, но со мной тоже что-то происходило. Тело истома взяла, а тлевшее внутри возбуждение с новой силой разгорелось.