– Ты эту лапшу другим вешай на уши.

– Ну, Маш, я больше не могу без тебя, так соскучился, – прошептал Алексеев, жалобно глядя на меня, а в глазах слезы блестят. Я и понятия не имела, что он обладает актерским талантом, выше всяких похвал.

– Дай паспорт, посмотрю, не женился ты, – произнесла я, протянув руку и усмехнувшись. Взяла его паспорт, даже не раскрыв.

– Машенька, давай уедем отсюда, забудем все плохое как страшный сон…

– Конечно, только сначала продадим квартиру, чтобы было, на что жить, и кредит твой закроем, – договорила я, прекрасно понимая, зачем весь этот спектакль.

– В нашей ситуации это был бы прекрасный выход.

– Ах ты тварь, – зарычала, со всего размаха ударив его сумкой по голове. – Ну и сука же ты, Алексеев!

Я снова и снова наносила ему удары, слыша, как материал сумки трещит по швам. Леша согнулся пополам, пытаясь защитить голову руками, но это не спасало. Я била со всей силой, на которую была способна. И только когда почувствовала, что больше не могу поднять руки, прекратила, злобно произнеся:

– Первой моей катастрофической ошибкой было выйти замуж за тебя! Думала, слюбится-стерпится, вроде бы человек хороший. Но ошиблась – ты ничтожество, трус и тварь. Мне смотреть на тебя тошно, так и хочется прибить. Ты никогда не получишь квартиру бабушки. Никогда, слышишь, урод? А паспорт я тебе отдам, когда найдешь нового поручителя и переоформишь все обязательства на него, ну или погасишь полностью кредит. В этот раз тебе не удастся исчезнуть. И лишний раз лучше не попадайся мне на глаза!

Залетела домой и швырнула паспорт Алексеева в сервант. Казалось, что пока держала его в руках, обложка обжигала мне кожу. Опустилась устало на диван и даже почувствовала какое-то облегчение. Словно выпустила всю злость наружу, и теперь внутри царила холодная тишина.

Я пыталась поесть, но кусок не лез в горло. Пережевывала пищу, совершенно не чувствуя вкус. В итоге это насилие над собой в край меня измучило, и желудок отозвался тошнотными спазмами. Поднялась из-за стола и швырнула тарелку в раковину к остальной грязной посуде, накопившейся за несколько дней. Я никогда не была ленивой и наоборот любила чистоту, но теперь не доходили руки. Стало просто все равно.

Я направлялась в комнату, где на столе была навалена куча из старых фотографий, когда в квартире раздался звонок. Остановилась, сразу подумав, что снова пришел Игорь… На цыпочках подкралась к двери и посмотрела в глазок. Нет, Алексеев. Какого черта он приперся? Да еще и не один. Открыла дверь и посмотрела на него с презрением, ледяным голосом спросив:

– Что надо?

– Привет, Машенька, – улыбнулся как-то неестественно бывший муж.

– Что надо? – повторила я, чувствуя дикое отвращение от этой наигранной любезности.

– Вот знакомься, Маш, это Миша. Он согласился стать новым поручителем вместо тебя, – довольно произнес Леша, но почему-то постоянно отводил взгляд. – Мы были в банке, заполнили необходимые документы. Теперь нужен мой паспорт, и тебе необходимо подписать договор по расторжению поручительства.

– Заходи, – сухо ответила я и прошла в квартиру. Полтора месяца назад я была бы несказанно счастлива от такой новости, но сейчас мне было плевать. Возможно, потому, что теперь знала, что банк принадлежит Игорю, и вряд ли после всего тот будет требовать с меня долг. Да и даже если б требовал, меня больше нечем пугать! Тогда я согласилась на его идиотское предложение лишь только, чтобы не терроризировали бабушку. А теперь они могли делать, что хотят!

– Держи, – протянула паспорт Алексееву и торопливо спросила: – Где договор?

Он вручил мне файл с бумагами, достав их. Я принялась читать. Внимательно, не пропуская ни строчки, потому что совершенно не доверяла этому придурку. Краем глаза заметила, что спутник Леши нагло расхаживает по квартире, и раздраженно бросила:

– Молодой человек, а вы подождите за дверью!

Михаил окинул меня небрежным взглядом и еще раз, осмотревшись, пошел к выходу. Отметила, что довольно неприятный тип, всем своим видом напоминает крысу. А крыс я с детства терпеть не могу, вот и этого сразу невзлюбила.

Ознакомившись с договором, я подписала там, где стояла галочка, и вернула бумаги Леше, не удосужившись снова вложить в файл. Он тут же взял и посмотрел на меня, не торопясь уходить. Это раздражало. Алексеев всем своим видом раздражал невыносимо.

– Все? – спросила я, не сдерживая негатив. – Тогда на выход. Надеюсь, больше никогда тебя не увижу!

Когда закрыла за ним дверь, вздохнула с облегчением. Теперь я была полностью свободна от долга и от ничтожного мужа. Только жаль, что это произошло слишком поздно. Нет, не просто жаль, а душераздирающе жалко.

За этот месяц я поняла, что самое важное в жизни – время. Не просто время, а время, проведенное с близкими. Эти моменты навсегда останутся в памяти и, чтобы ни случилось, будут в сердце. И очень горько от того, что этих моментов было слишком мало. Возможно, не так мало, как кажется теперь. Но в голове прокручиваю каждый день, проведенный с близкими, по несколько сотен раз, и хочется еще больше воспоминаний. Больно от того, что воспринимала как должное и осознала всю суть семьи, только когда потеряла их. Одиночество открывает нам много нового, в этой тишине можно услышать голоса прошлого. Свой детский смех, сказки дедушки, колыбельную бабушки, и самые дорогие люди будто снова рядом. Но ты все равно одна, одиночество словно проникает в каждую клетку тела, наполняет собой сердце и душу, бередит разум. Закрывая глаза, я обнимаю подушку, вслушиваясь в каждый скрип дома. И, кажется, слышу, что происходит вокруг, знаю, чем живут соседи. Засыпая вот так, со слезами на глазах и болью в сердце, вижу сновидения, в которых бабушка и моя неродившаяся дочь. Да, мне каждую ночь снится девочка, безумно похожая на меня в детстве, но с холодными голубыми глазами. Сначала она очень маленькая и тянет ко мне свои крошечные ручки. Потом она больше, кружится в разноцветном платье и замирает, не моргая глядя на меня. Я просыпаюсь в холодном поту, и перед глазами еще долго стоит детское лицо, а в ушах звучит музыка, под которую она танцевала. Порою кажется, схожу с ума, и тогда метаюсь по квартире, ища пятый угол. И чувствую, как с неимоверной силой на меня давят стены. Спасением становится поход на кладбище. Я рассказываю эти сны бабушки, воображая, что она отвечает и, успокаивая, гладит меня по голове.

Сегодня я также сидела возле могилы и ощущала, как внутри сворачивается душа. Пора уже было уходить – слишком поздно, слишком холодно, но я не могла заставить себя подняться. Через неделю будет сорок дней со дня смерти. Сорок дней, как ее больше нет. Сорок дней моего одиночества. Сорок дней кошмара. Боль от этой мысли пульсировала во всем теле, расползаясь по венам диким страхом. Мне было очень страшно, время шло, а отчаянье и горе не утихали ни на миг. Пыталась заглянуть хоть немного в будущее, но там без изменений – одна чернота. Я говорила себе, что нужно время, когда-нибудь станет легче. Но сама же не верила в эти слова. Да, я свыклась с мыслью, что их больше нет, и все сильнее сходила с ума.