О твердости и остроте японских мечей ходят легенды, так же как и о самом кузнечном искусстве. Но в принципе в их изготовлении нет уж такого большого отличия от технического процесса ковки европейского клинка. Однако с культурной точки зрения выковывание японского меча является духовным, почти священным актом. Перед ним кузнец проходит различные молитвенные церемонии, пост и медитацию. Часто он также в белом облачении синтоистского священника. Дополнительно к этому должна быть тщательно вычищена вся кузница, в которую, кстати, женщины никогда даже и не заглядывали. Это делалось в первую очередь ради того, чтобы избежать загрязнения стали, ну а женщины – это от «дурного глаза»! В целом же работа над японским клинком представляет собой некое священнодействие, при котором каждая операция в ходе ковки клинка рассматривалась как религиозная церемония. Так, для совершения последних, самых ответственных операций кузнец и вовсе облачался в придворный церемониальный костюм каригину и придворную шапку эбоси. Кузница кадзи на все это время становилась священным местом, и через нее протягивали соломенную веревку симэнава, к которой прикреплялись бумажные полоски гохэй – синтоистские символы, призванные отпугивать злых духов и призывать духов добрых. Каждый день перед началом работы кузнец в целях очищения обливался холодной водой и молил ками о помощи в предстоящей работе. Ни одному члену его семьи не разрешалось входить в кузницу, кроме его помощника. Пища кадзи готовилась на священном огне, на сексуальные отношения, животную пищу (причем не только мясо – это уж само собой, буддисты мяса не ели, но и рыбу!), крепкие напитки было наложено строжайшее табу. Создание совершенного клинка (а уважающий себя кузнец неудавшиеся клинки ломал без всякой жалости!) часто требовало работы в течение довольно продолжительного времени.

О том, насколько это время было продолжительным, можно судить по дошедшим до нас сведениям о том, что в VIII веке на изготовление полосы меча тати у кузнеца уходило 18 дней. Еще девять дней требовалось серебряных дел мастеру на изготовление оправы, шесть дней на то, чтобы лакировщик отлакировал ножны, два дня для мастера по коже и еще 18 дней для рабочих, которые обтягивали кожей ската рукоять меча, оплетали ее шнурами и собирали меч в одно целое. Увеличение времени, необходимого на ковку полосы длинного меча, отмечалось в конце XVII века, когда сёгун призывал кузнецов ковать мечи непосредственно у себя во дворце. В этом случае на изготовление только лишь одной грубо отполированной полосы меча требовалось более 20 дней. Но время производства резко сокращалось, если укорачивался сам клинок. Так, считалось, что хороший кузнец может сделать полосу кинжала всего за полтора дня.

Процессу ковки предшествовал процесс рафинирования стали, который, особенно в старину, проводили сами кузнецы. Что же касается источников сырья, то оно – магнетитовая железная руда и железосодержащий песок – добывалось в разных провинциях. После чего этот исходный материал в специальных печах татара перерабатывался в сырую сталь. Печь эта была, по сути дела, усовершенствованным образцом сыродутной печи, которую повсеместно использовали и на Западе, и на Востоке, да принцип действия у нее тот же самый. С XVI века стали чаще использоваться завозившиеся из-за границы железо и сталь, что значительно облегчило труд кузнецов. В настоящее время в Японии действует одна-единственная печь татара, в которой варят сталь исключительно для изготовления мечей.

Рукоять японского меча. Хорошо видна обтяжка шнурами, кожа ската, которой покрывалась его рукоять, крепежный деревянный штырь мэгуки и украшение мэнуки, которое крепилось под оплеткой рукояти.

Важнейший аспект при выковывании японского меча заключается в том, что лезвие имеет закалку, отличную от остального тела клинка, причем сами клинки выковываются обычно из двух частей: сердцевины и оболочки. Для оболочки кузнец выбирал железную пластину из мягкой стали и обкладывал ее кусками стали твердой. Затем этот пакет раскаляли на огне из соснового угля и сваривали путем проковки. Получившийся брусок складывали вдоль и (или) поперек оси клинка и снова сваривали, что впоследствии как раз и давало характерный узор. Этот прием повторяли примерно шесть раз. Во время работы пакет и инструменты неоднократно чистили, поэтому получалась особо чистая сталь. Вся хитрость при этом заключалась в том, что при наложении друг на друга разных по прочности слоев металла крупные кристаллы углерода разбиваются, отчего количество загрязнений в металле с каждой проковкой уменьшалось.

Здесь следует отметить, что, в отличие от европейской дамасской стали, смысл здесь не в сваривании различных по качеству сталей между собой, а в гомогенизации всех их слоев. Впрочем, некоторая часть несвязанных слоев в металле все равно оставалась, но она обеспечивала дополнительную вязкость и удивительные узоры на стали. То есть японское складывание, так же как и дамасская ковка, является процессом облагораживания металла, цель которого – улучшение качества исходного материала. Для оболочки японского меча изготовляют три или четыре таких куска, которые в свою очередь вновь проковываются и многократно заворачиваются один в другой. Различные методы складывания дают многообразие типов узоров на готовом клинке. Так и возникал кусок стали, состоящий из тысяч прочно сваренных друг с другом слоев, причем сердцевина его была из чистого железа или из мягкой стали, которую тоже предварительно складывали и проковывали несколько раз.

Следующий этап состоял в том, чтобы оболочку сварить с сердцевиной. Стандартный процесс заключался в том, что сердцевину вкладывали в оболочку, согнутую в форме буквы «V», и проковывали до получения желаемой формы и толщины. Готовый, по сути дела, клинок теперь ожидала наиболее сложная операция – закаливание. Здесь мы отмечаем существенное отличие от европейского меча. Тот опускали в раскаленном состоянии в воду или масло целиком. А вот заготовку японского меча покрывали смесью из глины, песка и древесного угля, причем слоями разной толщины – точные рецептуры этой смеси кузнецы хранили в строгой тайне. На будущее лезвие наносили очень тонкий слой глины, а на боковые и тыльные стороны – напротив, почти в полсантиметра толщины. На острие также оставляли свободным маленький участок тыльной стороны, чтобы закалить и эту его часть. После этого клинок лезвием вниз укладывали на огонь. Чтобы кузнец смог по цвету накала точно определить температуру, кузницу затемняли или же вообще работали в сумерках, а то и ночью. Этот цвет в некоторых исторических источниках указан как «февральская или августовская луна».

Когда этот накал достигал необходимой величины, клинок немедленно погружали в ванну с водой. Часть клинка, покрытая предохранительным слоем, естественно, остывала медленнее и, соответственно, оставалась мягче лезвия. В зависимости от метода сразу после закаливания следовал отпуск. Для этого клинок вновь нагревали до 160 градусов по Цельсию, а потом опять резко охлаждали. Отпуск по необходимости можно было повторять несколько раз.

В процессе закаливания кристаллическая структура стали сильно изменяется: в теле клинка она слегка стягивается, а на лезвии вытягивается. В связи с этим кривизна клинка может измениться на величину до 13 мм. Зная про этот эффект, кузнец должен до закаливания задать клинку меньшую кривизну, чем та, которую он хочет получить у готового изделия, то есть сделать его сначала менее изогнутым. Несмотря на это, в большинстве случаев клинку все равно могла требоваться доработка. Ее проводили, положив клинок тыльной стороной на раскаленный докрасна медный блок, после чего снова охлаждали в холодной воде.