Олег в задумчивости потер подбородок, заросший жесткой рыжеватой щетиной.

– В Москве я работал в архиве… Покрывался пылью и сам превращался в единицу хранения. – Вслух эти мысли он формулировал, пожалуй, впервые и сам удивился своей неожиданной откровенности. – Я хранил историю, а мне хотелось ее делать…

Он захлопнул тетрадь и, засунув в сумку, принялся копаться в ее недрах, пытаясь скрыть смущение.

– Конечно, я состоял в партии… – Олег наконец поднял голову и вопросительно глянул на серба: – Ты слышал про партию, про Деда?

Мирко утвердительно кивнул, с легким ироничным прищуром поглядывая то на Олега, то на стоявший в стороне АКМ, о котором парень, казалось, совсем забыл.

– Писац. Он был в Босне. У команданта Аркана. – Для серба, очевидно, это было исчерпывающей характеристикой.

Олег выудил пачку сигарет из нагрудного кармана.

– Так вот… – Он прикурил две сигареты, одну протянул снайперу, а другой, оставшейся в зубах, с наслаждением затянулся. – Просто членство в партии не могло накормить все мои амбиции, удовлетворить страсть, поэтому, когда здесь началась война, я не мог сюда не приехать…

Мирко усмехнулся, хотя, очевидно, понял не все. Главное он понимал давно и без всяких объяснений.

– Немаш у очима… – Силясь подобрать подходящее слово в той смеси русско-сербских слов, на которой он здесь общался, серб быстро-быстро защелкал большим и указательным пальцами. – Рат не твое, Олег. Веруй ми. Вот твое. – Он ткнул в планшет с тетрадью. – Возвращайся домой, там…

Закончить он не успел. Его оборвал воющий свист, тут же сменившийся мощным ударом. Перед глазами Олега разлилась чернильная темнота. Последнее, что он ощутил, была какая-то сила, приподнявшая его над землей и одновременно ударившая по ушам.

В себя Олег пришел на поле. Засыпан грунтом, комья земли везде, даже во рту. Прокашлявшись и отплевавшись, попробовал ощупать голову, но руки его не слушались. Бросил бесплодные попытки. Прислушался. Звенящая, скорее даже свистящая тишина. Ощутил, как из ушей вытекает что-то теплое. Слабо шевельнул головой – спазм боли ослепил на пару секунд. Зажмурился. Попробовал снова открыть глаза, теперь уже осторожнее.

Первое, что он увидел, были полевые колокольчики, что фиолетовыми куполами нависали над ним.

Медленно, очень медленно Олег поднял правую руку и с усилием, искривившим судорогой лицо, дотронулся до уха. Ладонь стала липкой. Не глядя он вытер ее об траву. Обострилось восприятие цветов. Небо стало пронзительно-голубым. «Как в деревне у нас. Такие же кудрявые облака, как в детстве», – пронеслось в голове. Он так давно не видел неба. Точнее, не обращал на него внимания, не смотрел ввысь, проваливаясь в неимоверную синеву.

Изумрудная трава щекочет лицо. С большим трудом повернув голову, Олег увидел ярко-алые капли крови, медленно ползущие по листу подорожника. Дико кружится голова. Мутит. Он прикрыл веки, налитые свинцом. Как будто стало чуть легче. Перед внутренним взором поплыли какие-то зыбкие картины. Белокаменная звонница, увенчанная золотым куполом. Два звонаря черными мозолистыми ладонями раскачивают язык здоровенного колокола, который, игнорируя их усилия, упорно молчит…

– Привiт, москалiк!

Чувствительный тычок в ребра вырвал из забытья и заставил издать стон. С трудом открыв глаза, Олег увидел перед собой высокие натовские ботинки, покрытые грязью.

– Хлопци, тут сепар один! – Ботинок чувствительно врезался в ребра, выбив из глотки Олега слабый сон. – Даже шевелится еще! – раскатистый бас разнесся над полем. – Добить или с собой заберем?

В ответ что-то глухо прокричали.

– Зрозумiв! – отозвался все тот же бас.

До Олега звуки доходили приглушенно, словно сквозь

толстенный слой изоляции. Он попробовал пошевелиться, но тело, будто бы набитое ватой, совсем не слушалось. Только приступы боли волнами отзывались на его усилия. Наконец удалось поднять голову. Над ним, заслоняя солнце, нависла ухмыляющаяся фигура с выбритым оселедцем на голове. Еще миг – и сверху обрушился удар приклада, вновь отправивший Олега в спасительное небытие.

Олег пришел в себя оттого, что захлебывался. Вода заполняла его легкие. Он пытался вынырнуть на поверхность, сделать хотя бы крошечный глоточек воздуха и не мог. Чья-то стальная хватка намертво удерживала его. Наконец его голову резко выдернули на поверхность. Водоем оказался всего лишь обычным оцинкованным ведром, воду из которого тут же вылили на Олега.

Сознание в тумане. Ощущение нереальности происходящего. Как будто превратился в персонажа мультяшки. Правда, мрачной и злой. В голове пульсирует мысль: «Все это происходит не со мной, а с кем-то еще, со мной этого произойти не может!» Прокашлявшись и кое-как отплевавшись, стоявший на карачках Олег попытался подняться на ноги.

Бах! Удар дубинкой под колено. Скривившись от боли, Олег мешком рухнул обратно на цементный заплеванный пол. Вокруг мелькают какие-то тени. Нет, все же фигуры… Сколько их? Четверо? Пятеро? Больше? Все что-то орут. Не разобрать.

– Что, колорад, очухался?

Хриплый голос принадлежал здоровенному детине в камуфляже и ворвался в голову Олега неожиданно с толпой других голосов, наперебой оравших:

– Голову вниз!

– В пол смотреть, я сказал!

На Олега обрушился град ударов. Он прикрыл голову

руками, а колени подтянул к груди. В этот момент к нему подскочил невысокий тип в майке с кельтским крестом и с выбритыми висками и с азартом принялся пинать Олега тяжелыми армейскими ботинками, приговаривая между ударами:

– Ты за кого здесь воюешь?.. За шоблу эту енакиевскую блатную, да?… «Беркут» их разбежался, так они вас бесплатно набрали, зомби гребаных… Или, может, ты тут за единую-неделимую, а?

Удары становились все более чувствительными. На плечо пинавшего легла чья-то рука.

– Хватит, Железка. Забьешь, как в прошлый раз.

Тот, кого назвали Железкой, послушно остановился, с презрением сплюнул и отошел в сторону, а остановивший его присел на корточки и вкрадчивым голосом начал:

– Повезло тебе, что ты к нам попал. Это батальон «Айдар». Слышал про нас? – Олег украдкой бросил взгляд на говорившего – тщедушный, неприятное узкое лицо с мелкими чертами. Про себя Олег окрестил его Особистом. – А попал бы к «торнадовцам» – уже бы у Моджахеда в документальном фильме про любовь снимался. – Тут все залились дружным смехом.

– Моджахед это дело любит, – подтвердил Железка с видом знатока.

– А может, подарить тебя им, а? – продолжил особист, взяв Олега за волосы и приподняв его голову на уровень своих глаз. – Что скажешь, сепар?

Олега продрали мурашки. Про подвалы «Торнадо» он был наслышан. Много историй рассказывали и про застенки «Айдара», «ОУН», «Донбасса» да и про все другие батальоны, но про пыточную тюрьму «Торнадо» ходили самые жуткие и мрачные истории. Впрочем, более торнадовцам похвастаться в плане известности было нечем – на линии соприкосновения, под огнем их не видели. Их функция была нечто среднее между гестапо и зондеркомандой – держать в страхе местное население, тем самым снижая угрозу партизанских действий. А ходить в бой они не любили и не умели.