Тибо замолчал, не желая вспоминать о случившемся, но знал, что придется. Он сделал большой глоток пива и отставил бутылку в сторону.

— Дело было прошлой осенью, и я… я был просто счастлив увидеть его снова. Мы не говорили о службе в Ираке, не было такой необходимости. Просто провести пару дней с человеком, который знал, через что тебе пришлось пройти, было достаточно для нас обоих. Дела Виктора к тому времени шли хорошо. Не отлично, но хорошо. Он женился, и они ждали ребенка. И я помню, что думал: хоть ему до сих пор снятся кошмары и то и дело мерещатся страшные образы из прошлого, в итоге все наладится.

Он посмотрел на нее с чувством, которое она не смогла определить.

— В последний день мы отправились на рыбалку с утра пораньше. В маленькой гребной лодке нас было только двое, и когда мы выплыли, вода в озере стояла ровно, как стекло, создавалось ощущение, будто мы всколыхнули ее первые. Я помню, как над озером закружил ястреб, и когда по зеркальной поверхности скользнуло его отражение, я подумал, что никогда не видел ничего столь прекрасного. — Он покачал головой, погрузившись в воспоминания. — Мы собирались закончить, прежде чем на озере появится слишком много народу; потом мы планировали отправиться в город выпить пива и поесть стейков. Чтобы отпраздновать конец путешествия. Но мы, видимо, потеряли счет времени и задержались на озере.

Он потер лоб, пытаясь сохранить спокойствие.

— Я уже обратил внимание на этот катер. Не знаю, почему я заметил именно его среди всех других. Быть может, это как-то было связано со службой в Ираке, но я помню, что решил приглядывать за людьми, сидевшими на катере. Хотя это было странно. Ведь они не делали ничего необычного. Просто подростки, которые развлекались на воде, катаясь на водных лыжах и надувных подушках. Их было шестеро — три девушки и три парня. И было ясно, что они решили в последний раз порезвиться на воде, пока погода позволяла.

Когда Тибо продолжил, его голос зазвучал хрипло.

— Я чувствовал, что так будет, — сказал он. — И я знал: произойдет что-то страшное, прежде чем все увидел. Есть такой особенный звук, который издает двигатель, когда аппарат поворачивается к тебе и мчится на полной скорости. Как будто шум на миллисекунду отстает от двигателя, так что это можно ощутить только на подсознательном уровне, и я понял: мы в беде. Я едва успел повернуть голову, прежде чем увидел катер, несущийся на нас со скоростью тридцать миль в час. — Он сжал пальцы. — К тому времени Виктор уже осознал, что происходит, и у меня до сих пор перед глазами его лицо с выражением жуткого страха и удивления, Такое же выражение было на лицах моих друзей в Ираке прямо перед тем, как их убили. Он выдохнул.

— Катер протаранил нашу лодку. Удар пришелся Виктору прямо в голову, смерть наступила мгновенно. Только что мы говорили о том, как он счастлив в браке, и через мгновение он, мой лучший друг; лучший друг, который у меня когда-либо был, погиб.

Элизабет положила руку ему на колено и погладила его. Ее лицо побледнело.

— Мне так жаль… Казалось, он ее не слышит.

— Это просто несправедливо, знаешь? Пережить три срока в Ираке, пройти через самое страшное… только для того, чтобы потом погибнуть на рыбалке? Все это как-то не вязалось одно с другим. После этого не знаю… я чувствовал себя отвратительно. Не физически. А духовно. Словно я на долгое время провалился в какую-то глубокую нору. У меня просто опустились руки. Я не мог есть. Я не мог спать больше, чем пару часов по ночам, а иногда не мог заставить себя перестать плакать. Виктор признался мне, что его преследуют лица мертвых солдат, а после его смерти меня тоже стали преследовать видения. Ни с того ни с сего война снова приобрела первостепенное значение. Всякий раз, отправляясь спать, я видел Виктора или сцены баталий, которые нам пришлось пережить, и меня начинало трясти. Только одно не позволило мне совсем сойти с ума — Зевс.

Он замолчал и посмотрел на Элизабет. Несмотря на неприятные мысли, его поразила красота ее лица и темно-золотое покрывало волос.

На ее лице читалось сочувствие.

— Не знаю, что и сказать.

— И я не знаю. — Он пожал плечами. — До сих пор.

— Ты же понимаешь, что не виноват, правда?

— Да, — пробормотал он. — Но на этом история не заканчивается. — Он накрыл ее руки своей ладонью, зная, что слишком далеко зашел, чтобы оборвать рассказ. — Виктор любил говорить о судьбе, — наконец произнес он. — Он верил во всякие знамения, и в последний день, что мы провели вместе, он сказал, что я узнаю свою судьбу, когда найду ее. Я не мог выкинуть эту мысль из головы, хотя очень старался. Слышал, как он повторяет это снова и снова, и постепенно я сам пришел к выводу, что хоть я и не знаю, где ее нужно искать, но уж точно не в Колорадо. В конце концов я собрал рюкзак и просто отправился в путь. Мама подумала, что я помешался. Но с каждым шагом ко мне возвращалось ощущение того, что я снова становлюсь полноценным человеком. Как будто именно путешествие и призвано было меня излечить. А к тому времени как я добрался до Хэмптона, я знал, что не хочу идти дальше. Именно в это место мне и суждено было попасть.

— Поэтому ты остался.

— Да.

— А твоя судьба?

Тибо не ответил. Он раскрыл ей правду настолько, насколько мог, а лгать он не хотел. Он задержал взгляд на ее руке и вдруг почувствовал, что все это неправильно. Он знал: следует прекратить это прежде, чем все зайдет еще дальше. Встать с дивана и проводить ее до машины. Пожелать спокойной ночи и уехать из Хэмптона до восхода солнца. Но он не мог произнести эти слова; он не мог заставить себя подняться с дивана. Что-то еще завладело им, и он повернулся к ней, осененный новым открытием. Он прошел через всю страну в поисках женщины, которую видел только на фотографии, и теперь медленно, но верно влюблялся в эту реальную, ранимую и красивую женщину, которая помогла ему почувствовать себя живым так, как он не чувствовал со времен войны. Он не мог понять этого в полной мере, но никогда в жизни не испытывал большей уверенности в чем-либо.

Выражение ее лица подсказано ему, что она чувствует то же самое, и он нежно притянул ее к себе. Когда ее лицо оказалось совсем близко, он ощутил тепло ее дыхания и коснулся губами ее губ сначала один, потом два раза, и они слились в долгом поцелуе.

Запустив руки в ее волосы, он целовал ее со всей страстью, что у него была, всем чувством, что он мог ей дать. Она тихо застонала от удовольствия, когда обвила его руками. Он приоткрыл рот, почувствовал, как их языки встретились, и внезапно понял, что происходящее — это именно то, что нужно ему, то, что нужно им обоим. Он нежно покрыл поцелуями ее щеки и шею, а потом снова вернулся к губам. Они поднялись с дивана, все еще не выпуская друг друга из объятий, и он медленно повел ее в спальню.

Они не торопились, занимаясь любовью. Тибо медленно двигался над ней, желая, чтобы это продолжалось вечно, и шептал ей слова любви. Он чувствовал, как она вздрагивает от удовольствия снова и снова. Потом она свернулась в его объятиях, все еще извиваясь от наслаждения. Они болтали, и смеялись, и прижимались друг к другу, и после того, как занялись любовью во второй раз, он лег подле нее и, глядя ей прямо в глаза, осторожно провел пальцем по ее щеке. Он почувствовал, как где-то внутри его зародились слова, которые, ему казалось, он никогда никому не скажет.