Конечно, те с радостью пошли навстречу. Предоставили все, что у них имелось, и теперь у Колина Рэя радости может и поубавиться.

Выяснилось, что кто-то взломал один из контейнеров на грузовом судне, где снимался фильм о судьбе Фреда Стейна. Когда судно пришвартовалось, пришлось составить акт об исчезновении, и двое полицейских из участка в маленьком прибрежном городке взяли показания у капитана и первого помощника. Сфотографировали каюту Фреда Стейна. Побеседовали со съемочной группой и затребовали копии отснятого материала. Бегло осмотрелись в грузовом отделении. Не надо быть особенно опытным следователем, чтобы понять: один из нижних контейнеров в штабеле отличается от множества других, громоздящихся сверху и вокруг него. В стенке контейнера зияла наспех вырезанная дыра, размером примерно четыре на три фута. Туда посветили фонариком, внутри оказалось пусто, не считая грязного спального мешка и трех бутылей из-под воды. Полицейские снова поговорили с капитаном. Спросили, откуда взялась дыра. Капитан пришел к тем же выводам: ее вырезали изнутри контейнера при помощи ацетиленовой горелки. И развел руками – похоже, логово безбилетника. На боку контейнера значился серийный номер, который Том Спинк сумел отследить до транспортной фирмы со штаб-квартирой в Саутгемптоне. На его звонок ответила та же дама, что чуть больше недели тому назад оформила заказ на отгрузку контейнеров.

– Порой дело сводится к игре «соедини точки», – говорила Фарао. Они с Макэвоем шагали по Фримен-стрит, и со стороны их вполне можно было принять за семейную пару, слегка комичную из-за огромной разницы в росте. – Иногда нам везет. Иногда дело оказывается до ужаса, черт его дери, простым.

Женщина в транспортной фирме вспомнила этот контейнер. Его доставку оформил человек, которого она хорошо знала. Раньше он водил автоподъемник, грузивший контейнеры на сухогрузы в доках Саутгемптона. Потерял руку, когда от сильного ветра штабель опрокинулся и придавил его. Чудом остался в живых. Перебрался куда-то на север и исчез из виду. Славно поболтали. Похоже, теперь он работает корабельным стивидором где-то в округе Хамбер. Устраиваясь, просил о поручительстве, и фирма с удовольствием его предоставила. А теперь позвонил, значит, бодро сказал «Привет!» и договорился о перевозке контейнера, который, как ни странно, очень просил разместить как можно ниже в штабеле. Видно, тот несчастный случай дал о себе знать. А может, она не совсем ясно расслышала, что он говорил. Порой это непросто, с таким сильным русским акцентом…

Фарао кивнула на распахнутые двери выкрашенного темной краской старомодного бара, занявшего сразу три арки в небольшом пассаже.

К кирпичной стене у входа привалился вышибала – бычья шея, в руке чашка чаю, в ухе проводок. Сперва он оглядел грудь Фарао, внушительную даже под кожаной курткой, и лишь затем обратил внимание на Макэвоя. И чуть выпрямился, похоже осознав вдруг, что впервые за очень долгое время видит перед собой человека здоровее, чем он сам.

– Добррчер, – буркнул он. – Советую пить скорее, через пятнадцать минут мы прекращаем принимать заказы.

Фарао выудила из декольте полицейское удостоверение.

– Вот же мать вашу, – с присвистом вздохнул вышибала.

– Ничего страшного. – И Триш успокаивающе погладила его бицепс. – Мне только нужно поговорить кое с кем, кто часто здесь выпивает. Думаю, ты захочешь помочь. Такой большой и сильный парень, защищать слабых у тебя в крови. Ты ведь не заставишь меня бродить по улицам в подобную ночь?

Вышибала скорчил зверскую гримасу – ради Фарао он готов стараться изо всех сил.

– Кто?

– Русский, – ответила Триш, придвигаясь к детине еще билже, так что аромат ее духов просочился в его ноздри, а тепло ее тела проникло через пиджак. – Однорукий.

Вышибала вытаращился:

– Зорро, что ли?

– Зорро?

– Он как-то отправился рыбачить кое с кем из парней, – заторопился с объяснениями вышибала. – Когда забрасывал леску, удилище заплясало на ветру. Вышло, будто он начертил в воздухе кучу зигзагов, прямо Зорро. Слыхали про такого?

– Так, и где холодным зимним вечером мне разыскать этого Зорро?

– Он днем заходил, – развел руками вышибала. – Ушел в районе восьми с парой других ребят. Направились в «Топ-Таун», кажется.

– И откуда бы ты посоветовал начать поиски?

Вышибала растерянно посмотрел на Фарао. Что-то прикинул в уме и решил, что не устроит приятелю шибко большую подлянку, если поможет советом такой пухленькой секси, пусть и не молоденькой.

– Зорро живет над солярием в доме, который на Райби-сквер глядит, – он ткнул пальцем в сторону, откуда только что подошли детективы, – но, сдается мне, домой он не скоро завалится.

– А если он нужен прямо сейчас?

От умоляющего взгляда Фарао на лице вышибалы расцвела улыбка.

– Могу звякнуть ему, сюда позвать.

Просияв, Фарао запечатлела на его щеке звонкий поцелуй: ах, до чего талантливый мальчик, какую чудесную собачку ты нарисовал! Детина все никак не мог смирить по-детски счастливую улыбку, разве что во взгляде угадывалось нечто плотоядное.

– Эти люди такие душки, – сказала Фарао Макэвою, просовывая руку под его локоть. – Пошли внутрь. Можешь угостить меня выпивкой.

Фарао приканчивала вторую порцию водки с диет-колой.

Они сидели за круглым пластиковым столом «под красное дерево». На вкус Макэвоя, паб был смехотворен: сплошь скверное подражание чему-то получше. За длинной и кривой стойкой поблескивало грязноватое треснувшее зеркало, заставленное бутылками с крепкими напитками и дешевым пивом.

“Ты водишь меня в самые гламурные местечки, – промурлыкала Фарао. И, осушив бокал, добавила нормальным голосом: – Работаем.

Макэвой увидел, как вышибала указывает на них высокому жилистому человеку с широкими скулами и пустым рукавом, заправленным в карман кожаной куртки. Тот без особой радости направился к ним.

– Альгирдас? – спросила Фарао. – Это тебя зовут Зорро?

– Да. – Однорукий смотрел на Макэвоя. – Раньше встречаться?

Макэвой кивнул:

– После переполоха напротив. Ты подходил поговорить.

Русский сощурился, словно силясь припомнить.

– Ты легавый, мои друзья побить? – Он откинул голову и зашелся в лающем смехе. – Все на хрен испортить, да?

– Да, – согласился Макэвой.

– Каковый кошмар, – покачал головой Альгирдас. – Знаю Энжи. Хорошая леди. Одинока была, я думать. Дружили.

– Она жива, – сказал Макэвой прежде, чем Фарао успела вставить слово.

– Да, да. Только уже не такая теперь, а?

Все трое помолчали, обдумывая эти слова. Гадая, что за женщина выйдет из больничных дверей. Сколько еще лет Энжи проживет в страхе, что кто-то вновь попытается завершить начатое, прежде чем выпивка и сигареты отправят в блаженство вечного забытья.