* * *

Комиссар Бернье встретил Касю на пороге предоставленного в его распоряжение кабинета.

— А, мадемуазель Кузнецова, наслаждаетесь третьей жизнью! — произнес он почти весело.

— Почему третьей? — не поняла Кася.

— Так, игра слов, — одними уголками рта улыбнулся комиссар. — Судя по рассказу моего итальянского коллеги, вы уже один раз еле избежали экспресс-отправки на тот свет. Так что до вчерашнего случая это была ваша вторая жизнь, как у кошки. А после вчерашнего началась уже третья. Хотя будьте осторожны, даже у кошки их, жизней, всего девять.

— Немного странная теория для такого рационального человека, как вы, комиссар, — покачала головой Кася, — и если исходить из вашей логики, то для меня это уже не третья, а четвертая.

— Четвертая! — поднял брови комиссар. — А ваш, мадемуазель, опыт по поиску неприятностей и наживанию себе врагов оказывается богаче, нежели я думал!

Касю, конечно, такое снисходительное отношение к собственной особе задевало. Но надуться на Бернье? Такую роскошь позволить себе она не могла. Поэтому перевела разговор на тему, которая привела ее сюда.

— Мне никак не дают покоя несколько вопросов, — осторожно начала она.

— Каких?

— Одна ли действовала Манон и сама ли она написала свое предсмертное письмо?

— Я прав, никак не успокоитесь! — с некоторой усталостью ответил Бернье.

— А почему я должна успокоиться? — вопросом на вопрос ответила Кася.

— Дело завершено, виновный, вернее, виновная найдена. Теперь всем надо отдохнуть.

— А я не уверена, что виновный найден.

— По-вашему, Манон действовала не одна? — В голосе комиссара чувствовалась явная усталость.

— По-моему, нет, — убежденно ответила его собеседница.

— Хорошо, выкладывайте ваши размышления, — согласился комиссар.

— К сожалению, у меня все это пока на уровне смутных ощущений, — призналась Кася.

— Ощущений! — Голос комиссара завибрировал, казалось, еще немного, и он взорвется. Но то ли выучка, то ли усталость взяла свое, но возмущаться Бернье не стал, только сказал, махнув рукой: — Слушайте, мадемуазель Кузнецова, у меня и без ваших видений забот хватает. Если что-то более конкретное вам явится, придете. Я задержусь еще на пару дней, в любом случае мы еще не все закончили. Так пойдет?

Кася хотела было язвительно ответить, что расследование убийств входит в его обязанности, а вовсе не в ее, но благоразумно промолчала.

— Пойдет, — кивнула она, — только ответьте мне на один вопрос: что вам известно о семье Манон? И связывались ли вы с кем-нибудь из ее родственников после ее смерти?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Манон всегда мучил какой-то проступок, который она совершила давно и который изменил всю ее жизнь.

— Еще одно убийство? — деловым тоном справился комиссар.

— Необязательно, — протянула она, — но может быть, кто-то из ее родственников или просто близких знает об этом?

— Манон Дюранд разорвала все связи со своей семьей.

— Я знаю, да и она никогда не скрывала, что даже свое имущество завещала ассоциации Бернара Мишеле. Но неужели никто из ее прошлого не появился, узнав о ее гибели?

— Один человек — школьная подруга Манон, Колетта Лафон.

— Вы с ней уже говорили?

— Нет, она ожидает в приемной.

— Хорошо, тогда можно я зайду после вашего разговора с ней?

— Только не сегодня, завтра, — произнес комиссар, поднялся и протянул для прощального рукопожатия руку.

Кася хотела было возразить, что информацию она хотела бы получить сегодня же, но пререкаться не стала и выскользнула за дверь. В приемной улыбнулась пожилой даме в вельветовых брюках и зеленой стеганой куртке. На вид та была старше Манон. Но с другой стороны, Манон всегда тщательно следила за собой, а эта выглядела типичной деревенской жительницей. Да и после семидесяти любые оценки чаще всего обманывали. Кася вышла из здания мэрии и стала прогуливаться, не спуская глаз с входной двери. В своих расчетах она не ошиблась. Пожилая дама вышла минут через сорок. Она огляделась и не торопясь отправилась к парковке. Девушка последовала за ней. Дама через несколько шагов остановилась и обернулась.

— Вы меня преследуете? — строго спросила она. — Почему?

— Извините, но я хотела поговорить с вами о Манон Дюранд, мадам Лафон.

— Откуда вам известно мое имя? — недоверчиво переспросила женщина, а потом махнула рукой. — А, это вы выходили от комиссара?

— Да, я, — подтвердила Кася.

— Что вы от меня хотите?

— Я знала Манон Дюранд и хотела бы вам задать несколько вопросов.

— Я рассказала комиссару все, что знала, — устало произнесла пожилая женщина.

— Я вас не задержу, — умоляющим голосом произнесла Кася, — просто я никогда не видела человека, знавшего Манон в течение многих лет. Мы с ней познакомились совсем недавно, и я не совсем верю в ее полную виновность! — рискнула она.

— Насколько я поняла, она оставила письмо, в котором во всем призналась?

— Но ее могли заставить! — изобразила священный гнев Кася, она должна была сделать эту женщину своим союзником. Если для этого надо было соврать — она была готова. Тем более даже если она была уверена в виновности Манон, она совершенно точно знала, что та действовала не одна.

— Манон, заставить? Вряд ли! Хотя все может быть. Угроз бы она не испугалась, но не все так просто… — Женщина задумалась, а потом, махнув рукой, добавила: — Ну что ж, я отвечу на ваши вопросы. Вы не ошиблись, Манон как-то сказала, что из своего прошлого она взяла только меня. Так что, если хотите, я была единственной, кто знал Манон на протяжении всех этих лет, можно сказать, почти с самого детства, вернее, с отрочества.

— Какой она была?

— Манон? Как можно описать человека в двух словах?! Она была страстной, преданной, нетерпеливой, и еще она никогда не забывала ни хорошего, ни плохого. А это очень трудно, не забывать…

— Вы сказали, что знали ее с подросткового возраста, вы учились вместе?

— Да, и учились, и жили вместе, — задумчиво произнесла мадам Лафон и, увидев безмолвный вопрос в глазах девушки, продолжила: — Мы познакомились с ней в очень престижной частной школе для девочек при монастыре Святой Марии Неверской недалеко от Орлеана. Она славилась качеством своего образования, но не только. Еще она была известна строгостью нравов и почти военной дисциплиной. Это было частью престижа школы. Меня это никогда не смущало, я всегда была девочкой послушной и спокойной. Но Манон — другое дело. — Она замолчала и с неожиданным пылом продолжила: — Если бы родители Манон знали, к каким катастрофическим последствиям приведет отправка их дочери в эту школу, то, я думаю, они никогда не сделали бы этот выбор!