Блин, этот кудрявый Баба отовсюду наблюдает с улыбочкой, то стоя, то сидя, то в красном, то в желтом, то в белом… в одной кухне его пять штук, это же напрягает. Хотя его философия довольно-таки симпатичная, если она правильно поняла… что божественное присутствует во всем, это как бы океан, а религии — маленькие болотца. Религии соперничают и враждуют между собой, а на самом деле между ними нет никакой разницы… Ну и где Глеб? Сидит тут одна в чужой квартире, бессмысленно проводит время… и хозяева надолго ушли, такой удачный момент… вот где его носит, спрашивается? Не мог же он поехать в Москву без неё… в тот свой магазин, это уже слишком, пять дней его просит… Может, позвонить ещё в какой-нибудь институт, пока рабочий день не закончился? Да ну их… Москва все равно ей не светит, всего два месяца осталось на подготовку, поступить бы хоть в Ярославле… Да. Надо в Ярославле, нечего выпендриваться… так, где тут у них… ну конечно. Нормального черного чая у них нету, придется заваривать эту траву…

Ну вот, опять она стоит у окна… дождь вроде перестал, но теперь там не слабый туман, соседних домов почти уже не видно… Книжку, что ли, почитать, вон их тут сколько… но неохота. В сумке есть учебник по истории, который она ни разу не открыла… нет, если срочно не взяться, ей и Ярославль вряд ли светит, там ведь тоже конкурс… О, наконец-то! Ну да, точно он… Его ярко-синюю куртку и красный рюкзак видно даже сквозь туман… подходит к подъезду… вот черт! Она же забыла замочить баклажаны в соленой воде, а уверяла его, что не забудет…

Он мучительно соображал, где находится. Не потому мучительно, что непременно хотелось это выяснить, а просто от каждой рождающейся мысли Женя испытывал конкретную боль… страшно тяжело бывает думать, оказывается… какие-то кругом насекомые, комары, что ли… голова… о-о-о-о… это в голове… как точно сказано, о-йй… «голова гудит, как улей»… нет, ничего не вспоминается… Вот оно, дно… чтобы понять, где он, хорошо бы открыть глаза, но это пока невозможно… нет. О-о… эти киевские художники… а с ними были две мерзкие бабы, якобы искусствоведши… они стали их трахать, Кривенко хихикал, а он ушел… это надо ж было так нажраться… а куда он пошел?.. Или он вернулся? Кошмар… Нет, этого не может быть, у него бы не встало… но почему тогда он помнит белую спину, фу… и шею со складкой, и выбритый затылок… или это ему приснилось, тело уж больно похоже на Трейси, да, приснилось, наверное… но откуда тогда взялся этот затылок? Ф-фу… боже, его сейчас стошнит…

Обошлось. Скорей всего он в мастерской у Кривого, но не факт… у Кривого он тоже ночевал, он помнит, как наутро прибежала его жена с криком, что в квартире прорвало трубу… Кривенко ушел с ней, а он остался и пил уже дальше с Карманом… о, вот-вот, вроде начинают открываться, ну еще чуть-чуть… черт, как больно! Веки-то разлепились немного, а в глазах по-прежнему темно… и одновременно светло, и ни черта не видно, и так они ноют… как будто кто-то уселся жопой ему на лицо… хотя вдруг еще ночь? Нет, что-то начинает прорисовываться… сколько же дней он пребывает в запое?! Мольберт у окна, горшки на подоконнике, ну да… у Кривенко. Кажется, он был еще в подвале у этого… Пасивца, и там вышла какая-то ссора… а, не важно. И Лахман был, этот урод… лез к нему с поцелуями, а между редких зубов торчала пища… с годами он стал ещё гаже…

— Жень, ты там живой? Я смотрю, проснулся вроде…

— Не совсем… слушай, а какой сегодня день?

— Сегодня шестое, суббота.

— Шестое?! Ты серьезно?

— Типа того… хочешь холодного пива?

— Ага, давай, башка трещит страшно…

— Я думаю… ты же вчера с Карманом подрался, помнишь?

— Подрался?! Да ты что… а из-за чего?

— А я знаю? Вообще никто не врубился, нормально сидели, потом вдруг вы с ним сцепились… вчера, у Пасивца, нет, правда не помнишь? Ну даешь… хотя неудивительно. Там один, как его… один мужик, лаборантом работает, короче, он принес спирт из университета, и Валерка стал разводить его домашним вином, а до того ещё сколько водки было выпито, так что… и плюс ещё курили траву, это ж чокнуться можно. Они там все и попадали, как подкосило… и вы с Карманом тоже устраивались на полу в обнимочку, это я тебя до мастерской дотащил, потому что я ничего не пил, кроме водки…

— С Карманом? Ты же говоришь, мы с ним подрались?

— Ну а потом помирились. Съездили друг другу по харям, а он тебя еще разок мордой об стол, поэтому и голова болит, наверное… а потом сразу успокоились, когда вас уже собрались разнимать…

— Да… абсолютно не помню… слушай, а Лахман был? Я его помню…

— Был, но потом ушел провожать своих киевлян…

— Подожди, киевлян? С двумя бабищами?

— Ну да, секс-туризм, блядь, устроили тут…

— Они их тут трахали, да? В мастерской? А это когда было? Я думал, сегодня ночью…

— Тебе, Жека, пора уже завязывать… Это было во вторник, а сегодня суббота… короче, я их выгнал, они пошли к бородатому жить.

— В смысле, к Лахману?

— Ну да, к Яшке, это ж его друзья, просто в мастерской у него ремонт, дома родители, а это их напрягает… на гостиницу тратиться не хотят, думали, у меня нахаляву зависнуть…

— Ты мне вот что скажи, Костик… только честно, ладно?

— А то.

— Я что, тоже… ну… с этими бабами, или с одной там, не важно… что-то имел?

— В смысле, имел?

— Ну, трахал их? Непонятно, что ли…

— Ты что, совсем уже? К ним прикоснуться даже противно, не то что… неужели не помнишь? Там одна — гибрид свиньи и медузы, а второй уже лет шестьдесят с гаком, но похотливая же тварь, так визжала…

— Перестань, а то меня сейчас стошнит! Просто мне показалось, даже не знаю…

— Говорю, тебе надо завязывать, а то до белочки скоро допьешься. Во вторник вечером ты как раз пришел, принес виски, и мы с тобой культурно сидели, тут вваливаются эти, прямо с поезда, и понеслось… сперва за водкой пошли, потом за пивом, потом дамы потребовали коньяк, так им купили четыре бутылки, прикинь! А они одну выпили с трудом, остальное нам досталось, ну вот… но так расслабились, что жирная устроила стриптиз, причем полнейший… старая тоже вокруг пританцовывала с задранной юбкой, и, короче, Ряба к жирной сзади пристроился, и они ушли на кушетку и сломали мне её, блядь, с концами… А я допивал коньяк, потому что ничего уже не соображал, видел только, что начался беспредел какой-то, а ты вообще ушел, но потом вернулся и завалился в той комнате спать, а там Добер уже трахал старую, ты подошел ещё к ним, постоял-покурил с таким задумчивым видом, я чуть в осадок не выпал, ты их так разглядывал… а потом вытащил из-под них одеяло, постелил на пол, рухнул и сразу же захрапел. Так что можешь считать, что поучаствовал в групповушке.

— Да? Ну слава богу… значит, у меня богатое воображение… Слушай, а Лахман ведь пидор? Он лез ко мне целоваться.

— Так по пьяни чего не бывает, просто от избытка чувств…