Дарган стоял над ним, не в силах пошевелиться. О духи предков! Цесарея вернула следопыту часть сил… и не только следопыту!

То чудо, что мгновение назад пережил Дарган, было сродни поцелую Лиин, теплу солнца или дуновению свежего ветра, что приносят в жаркие земли Алкмаара весенние дожди. Если б пережить это чудо еще раз! И его желание исполнилось — вновь пришла волна теплого живительного дыхания — будто весенний ветер, вдыхающий сладость аромата в вишневые деревья. Неведомая сила коснулась губ Даргана, а потом его груди. Но — только сейчас понял алкмаарец — не достигла сердца, а наполнила медальон, спрятанный под одеждой на груди. Вот оно что! Магия Цесареи, призванная излечивать раны, наполняла новой силой «Свет души».

Ренард застонал и с трудом, но сел, выгнулся, пытаясь нащупать где-то на пояснице ту болевую точку, что не давала ему встать. Пальцы безуспешно скребли кожу камзола. Дарган коснулся плеча там, где вошла стрела лучника, ныне уже покойного. От раны не осталось и следа — сама ли монахиня ее залечила, или «Свет души», наполнившись ее магией, закрыл рану на теле Даргана, неведомо. Алкмаарец склонен был думать, что излечивал его «Свет души». Но дара Цесареи это никак не умаляло, ибо ее сила подпитывала медальон.

Дарган ухватил следопыта за ворот камзола и подтащил ближе к остальным пленным.

Монахиня тем временем стояла, запрокинув голову и разведя руки в стороны. Лицо ее было бледным, бледнее, кажется, вышитого на платье креста. Крупные капли пота стекали по лицу, а на прозрачной коже у виска билась как сумасшедшая тонкая синяя жилка. В ее ладонях светились шары синего света, но светились все слабее и слабее, медленно угасая.

— Цесарея, перестань, — пробормотал Джастин. — Гоар уже открыл глаза. И Ренард очухался… а Нигелю ты все равно не поможешь.

В самом деле, всем раненым стало лучше — Ренард даже поднялся, а Джастин и Эмери теперь сидели на земле, подпирая друг друга спинами — насколько им позволяли путы. Гоар перевернулся на бок и замычал. Даже тот лучник, что прежде лишь стонал от боли и выл, теперь лежал на спине, ошалело глядя прямо перед собой, и судорожно втягивал в себя воздух.

Дарган оглянулся. Мертвые, разумеется, не восстали. Убитые демонологом лучники не шевелились. Ну что ж, меню Бешеного будет достаточно однообразным.

Новая волна магии, правда куда слабее прежней, коснулась Даргана. Едва различимое тепло, похожее на печальный вздох.

— Прекрати! — закричал Джастин. — Ты убьешь себя, Цес! Хватит! Гоар, скажи ей, чтобы она перестала!

— Пусть работает, — хмыкнул Гоар. — На что она еще годна?

Цесарея вздрогнула, опустила руки, покачнулась и медленно осела на землю.

Дарган ощущал странный жар — не в груди, нет, а там, где под одеждой был спрятан медальон.

«Свет души» выпил у девочки слишком много силы», — подумал Дарган и поволок Бешеному очередной труп.

* * *

Прежде чем совсем стемнело, сектанты собрали трофейное оружие. С рыцарей сняли латы и, связав в два тюка, приготовили ношу для коня убитого Нигеля. Если бы рядом был храм, несомненно, этого рыцаря Всевышний поднял бы из мертвых. Ему теперь как никогда нужны бравые вояки. Но вдали от города подобной милости командир был лишен. Его тело сектанты закидали обломками скал, которыми после боя была усыпана вся площадка. Отдавать труп на корм своему коню Дарган не стал из уважения к рыцарскому званию погибшего.

Все мечи и лук следопыта с его колчаном завернули в плащ Нигеля и связали ремнями. Луки несчастной пехоты Ирг и Меченый переломали, соревнуясь, кто быстрее сладит с жалким оружием. Потом под хохот остальных козлоголовых переломали стрелы.

Следопыт заметил, что алкмаарец с минуту постоял над вьюком с оружием, потом наклонился и коснулся плаща чем-то белым, какой-то кругляшкой, издалека похожей на амулет, губы Даргана шевельнулись. Алкмаарцы все до одного колдуны, неудивительно, что парень прошептал заклинание.

Дарган поднял голову и встретился взглядом с Ренардом. Несколько мгновений он так и стоял, полусогнувшись, будто о чем-то раздумывал. Потом распрямился и направился прямиком к пленнику.

— Не вздумай трогать сверток, — прошептал Дарган, протягивая Ренарду флягу с водой. — Коснешься плаща, останешься без руки. Схватишься за рукоять меча без позволения — умрешь.

Спустилась ночь, и двигаться дальше отряд не стал. Сектанты развели костер. Возле огня нашлось место и победителям, и побежденным. Лишь Дарган сидел в стороне, инстинктивно опасаясь пламени. Да, его плоть не гнила, но огонь мог случайно коснуться кожи, сжечь руку или ногу, а Дарган даже и не заметил бы. Время от времени Дарган проводил пальцами по лицу — удивительная вещь получилась: все мелкие порезы и царапины, заклеенные смолой и составом Тагана, после магического излечения исчезли в один миг. Да и следов от стрел не осталось. Дарган сел к костру спиной, распустил завязки нагрудника и извлек из-под одежды и доспеха медальон. Тот светился в темноте, будто Дарган держал на ладони маленькую звезду. Каждый раз медальон светится каким-то особым новым светом. Сейчас он как будто помигивал, играл…

— Покажи мне его… можно посмотреть? — Рядом остановилась Тейра — Дарган и не заметил, как она приблизилась.

— Нельзя! — крикнул он почти грубо и спешно спрятал медальон под одежду.

— Что с тобой? — Тейра обиженно заморгала.

— Я сказал — нет! — рявкнул Дарган, злясь на себя за свою непонятную злобу.

Тейра повернулась и побежала к костру, закрыв лицо руками.

Даргану показалось, что она плачет.

* * *

Демонолог долго прикидывал, что делать с пленными. Мраморная горгулья, сидя на макушке скалы, сторожила лагерь. Ее круглые, как у филина, глаза одинаково хорошо видели и днем, и ночью. Но все же в темноте под покровом леса кто-то из плененных мог ускользнуть. Посему Идразель связал всех мужчин веревкой, а Дарган наложил на нее заклинания, чтобы нельзя было веревку перерезать ножом.

Несвязанными остались Цесарея и Торм. Цесарею Демонолог просто-напросто поручил заботам Тейры, а мальчишка его мало волновал. Захочет удрать — пусть удирает, одним ртом меньше. Но Торм сидел возле Ренарда как привязанный. Заметив сию преданность, Ирг послал Торма за хворостом. И не ошибся — мальчишка набрал охапку сухих веток и вернулся к костру.

Меченый с самого первого дня в отряде был за повара. Вскипятив воды, он насыпал в медный котел крупы, бросил туда копченые ребра, добавил пряной травы, что нашел тут же, на склоне холма. Он беззастенчиво выпотрошил припасы пленников, обнаружил там пару луковиц, репу, крупу и тут же добавил все в похлебку. Из нехитрого скарба имперцев Ирг конфисковал миски и деревянные ложки. Похлебку стали разливать поровну всем — и сектантам, и пленникам.

— Надеюсь, вы кормите нас не тем же, чем Дарган своего коня, — заметил Ренард, снимая пробу. — А ничего, есть можно. Хотя я бы добавил сюда немного змеиного яда и волчьих ягод.