— А с чего это вдруг он решил детей среди недели забрать?

Марина плечами пожала.

— Может, соскучился?

Гранович сдержал скептическую усмешку.

— Или внял твоим уговорам. Ты ведь уговаривала?

— Нет, — слегка возмутилась Марина.

— Уговаривала.

— Дим, он их отец!

— Знаю. И ты хочешь, чтобы они общались, как можно больше.

— Не как можно больше, а просто общались. Это ведь нормально.

— Наверное.

— Наверное? — удивилась она. — Ты когда маленьким был, папу любил?

Дима руку из воды поднял и пригладил взъерошенные Мариной волосы.

— Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. Мой отец — военный человек, до мозга костей военный. Он дома нас с матерью строил так же, как своих солдат в части. И я любил его, боготворил прямо, пока не достиг переходного возраста.

— Начал ему противостоять?

— Скорее революцию устроил. И стал самым большим отцовским разочарованием. Два года в военном училище, после чего я ясно дал ему понять, что военным не буду.

Марина не на шутку заинтересовалась.

— Как?

А Дима плечом дёрнул.

— Перестал учиться, и из училища меня, в итоге, вышибли. Отец был в ярости. А уж когда я на экономический факультет без всяких проблем поступил и в армию не пошёл, отец со мной разговаривать перестал.

— А сейчас?

— Да уж сколько лет прошло. После смерти мамы помирились. Это тринадцать лет назад было. Сейчас отец уже генерал, в Москве живёт, у него новая семья. Девчонкам-близнецам по десять лет.

Марина попыталась в лицо ему заглянуть.

— Правда? А ты с ними общаешься?

— Ну, бывает заезжаю на праздники… раз или два в год.

— Вы же в одном городе живёте!

— И что? Марина, у него жена, можно сказать, моя ровесница. У них своя семья, зачем им я? Чтобы смущать? Нет уж, я никогда и никому не навязываюсь.

Марина усмехнулась, за шею его обняла и в щёку поцеловала.

— Одинокий волк!

— Марин, он до сих пор мне простить не может, что я по его стопам не пошёл. А какой из меня военный? Я для этого слишком люблю комфорт.

— И деньги, — подсказала Марина.

Гранович фыркнул.

— А что в этом плохого? Вот если бы я их любил, но не умел зарабатывать — это одно, а так… Они мне взаимностью отвечают, и я этому очень рад.

Марина скрутила из его влажных волос на макушке небольшие рожки. И голову повернула, когда краем глаза заметила, что дверь чуть приоткрылась. Семён в ванную зашёл, на коврик присел и теперь таращил на них глаза, а когда Марина на него внимание обратила, жалобно мяукнул. Дима тоже глянул в его сторону, и решил возмутиться:

— Ну-ка брысь отсюда! Мал ещё, чтобы подглядывать. — И водой на котёнка брызнул. Тот зашипел, в сторону отскочил, и шмыгнул в дверную щель.

Марина Грановича по плечу ладонью шлёпнула.

— Что ты его напугал?

— Пусть учится стучать, прежде чем без спроса входить. — Он снова зашевелился, сел повыше, и теперь Марина его за плечи обнимала. Щекой к влажной коже прижалась, пальцем поводила, и тогда уже, набравшись решимости, попросила:

— Дим, расскажи мне о своей жене.

— Это что, вечер откровений?

— Да, — важно ответила она.

— Лучше бы дети дома остались.

— Расскажи, — затормошила она его.

А Гранович кран с горячей водой открыл, руку под струю подставил, явно время тянул. Правда, после паузы начал говорить.

— Обычная жена. Поженились, через три года развелись. Я бы даже не сказал, что мы с ней часто виделись.

— Ты пропадал на работе, да?

— И я, и она. Мы оба были больше заняты карьерой, чем семейной жизнью. Просто была женщина, с которой у меня формально был общий дом. Даже секс не всегда был совместный, а дом был.

Марина его по затылку шлёпнула.

— Всё, я не хочу больше ничего знать. Это гадко.

Гранович рассмеялся.

— Ты же сама спросила!

— А ты мне гадость сказал. Специально, да?

— Да нет. Но, Мариш, мы иногда с ней по две недели не пересекались, вот сама и думай.

— Что это за семья такая?

— А я про семью не говорил, я говорил про жену. Когда развелись, я даже особой разницы не заметил. Только квартиру пришлось новую искать.

Марина навалилась на его спину, обхватив руками Димкины плечи.

— Мы с тобой такие разные, — сказала она негромко.

Он кран закрыл.

— Разве это плохо?

— Я не знаю.

— У тебя вот была нормальная семья, как ты думала. Именно семья. Но закончилось всё не радужно, только сложнее. Теперь вот ты уговариваешь бывшего мужа про детей не забывать.

— Я не уговариваю! Игорь детей любит, просто…

— Просто сейчас ему не до них. Вот знаешь, может, это ужасно, но я его понимаю. Не оправдываю и не поддерживаю, но понимаю. У него в башке сейчас, наверняка, такой бедлам.

— У меня тоже был бедлам, но я не имею права думать только о себе, у меня дети. Так почему он так не может?

— Потому что он слабее тебя. И растерян он больше.

— Да уж, — Марина криво улыбнулась. — Вот только это он нас бросил.

— Влияние момента, страсть, а потом раскаялся.

— Почему ты думаешь, что он раскаялся?

— Наверное, потому, что знаю. Это пока ему грезилось и мечталось, хорошо было, а когда случилось, когда каждый день рядом со своей мечтой…

— С Дашей, — подсказала Марина, а Димка отмахнулся.

— Да какая разница, как её зовут? Вот когда с ней каждый день, просыпаешься и засыпаешь, когда она тебя супом кормит на обед, а вкус непривычный, когда рубашки тебе гладит, а тебе что-то не так, какая-то мелочь, глупость, но всё равно не так, вот тогда и приходит в голову: а на черта я всё это сделал? Но зачастую уже поздно, да и стыдно назад возвращаться. Думаешь, Игорь твой этих мыслей избежал?

— Он не мой, Дим.

— Ну да, ну да, — пробормотал он в задумчивости.

— Сейчас уже на самом деле поздно. И мечта его совсем не Даша, у него другая цель. А Даша лишь средство.

— Ты к нему жестока.

— Нет, я говорю, что есть. Он настроил себе планов, он говорит о будущем, он говорит о деньгах. Вот чего он хочет. Денег и респектабельности.