Но беда никогда не ходит одна! С запада из-за леса выворачивал массивный грузовой «Опель» с брезентовым тентом. За ним неторопливо пылили мотоциклы. Сердце сжалось, паника молнией сверкнула в голове!

А дальше началась свистопляска. Он метался между лесом и машиной, орал женщинам, чтобы бежали в чащу. Направление — северо-восток! Буторин, ты теперь родная мама Вайсману! Тоже в лес! Остальным — держать оборону!

Они стреляли из автоматов — ударили дружно, в три руки. Сосновский кувыркнулся в канаву. Коган присел за машиной. Максим перекатился в поле, вскочил на колено, бил короткими очередями, придерживая выскальзывающий из руки диск.

Для немцев тоже все вышло неожиданно. У «Опеля» треснуло лобовое стекло, тем, что в кабине, досталось крепко. Машина сошла с дороги, выкатилась на поле.

Из кузова выпрыгивали солдаты. Одни скачками уносились прочь, залегали, другие замертво валились под колеса. Орал подстреленный в живот унтер, захлебывался, скреб землю ногтями. С офицера, размахивающего пистолетом, пулей сбило фуражку — он перестал командовать и юркнул за колесо.

Из-за машины с ревом вырвались два мотоцикла. Загрохотал пулемет, пули пролетели над головами, не причинив вреда. Автоматы продолжали долбить. Голова пилота головного мотоцикла окрасилась кровью, он повалился на сидящего сзади. Мотоцикл запрыгал по ухабам, заорал пулеметчик в люльке, бросив свой пулемет. Мотоцикл перевернулся, пули пробили бензобак, и на дороге вспыхнул яркий костер.

Краем глаза Максим видел, как убегают в лес женщины, как врываются в кустарник. Буторин пинком спровадил Вайсмана за поваленное дерево, перепрыгнул, схватил за шиворот, потащил в лес, словно неживого…

Экипажу второго мотоцикла тоже не повезло. Но они хотя бы выжили. Водитель выкручивал руль, чтобы не врезаться в костер, машина ушла в сторону, нырнула в кювет, там и застряла. Пулеметчик полетел через голову, пилот ударился грудью о руль, заорал дурниной.

Пехотинцы за грузовиком стали перебегать, не прекращая огня.

— К лесу! — крикнул Максим. Он первым подхватил автомат, вприпрыжку припустил к опушке, давя ростки клевера. Приземлился в канаве, стал длинными очередями прикрывать отход товарищей.

Коган пробежал, пригнувшись, несколько метров, дальше пополз, пыхтя от усердия. Сосновский петлял, как заяц, катался, прыгал на корточках.

Кончился диск. Максим вставил новый, снова стал поливать свинцом. Выскочил из-за машины офицер без фуражки, стал кричать, призывая подчиненных идти в атаку. Пуля сбила его, как кеглю: офицер повалился навзничь, раскинув руки…

Ветки кустарника хлестали по лицу. Все были живы, бежали рядом с ним, утирая пот. В спину хлестали очереди, немцы не спешили входить в лес. Деревья мелькали перед глазами, заскорузлые ветки цеплялись за одежду. Буторин гнал Вайсмана, тот увертывался, но все равно получал по заднице.

Ковыляли женщины. Максим нагнал их в несколько прыжков, схватил Лиду за руку. Она ойкнула, но, увидев знакомое лицо, тут же приободрилась.

— Коган, помоги Инге Александровне! — крикнул Максим. — Быстрее, быстрее! Направление — туда! — Он махнул рукой, надеясь, что все его видят и пока соображают…

Это был безумный и изматывающий марш-бросок. Он терял из вида своих, терял ориентацию в пространстве. Впору было взвалить Лиду на спину! Местность прыгала перед глазами. За спиной стреляли — немцы все-таки вошли в лес. Справа хрустели ветки — Коган волочил Ингу. Слева Сосновский и Буторин поочередно награждали Вайсмана пинками, тащили за шиворот, если отставал.

В какой-то момент майор выпустил из вида происходящее справа. Лида задыхалась, подвернула ногу. Пришлось перевалить ее через плечо, и мир от этого сузился окончательно, все силы теперь уходили на перестановку ног…

Они выбежали на широкую поляну, фактически — на поле, к которому с юга подходила лесная дорога. Она разрезала пространство пополам, вела к заброшенному хутору. Постройки пустовали, по крайней мере, немцев там не было.

Он опустил Лиду на землю, она застонала, пыталась подняться, пожаловалась на боль в щиколотке.

Задыхался Вайсман. Бежать со связанными руками — то еще удовольствие…

— Вы за это поплатитесь… — хрипел он. — Я не понимаю, на что вы рассчитываете? Сдайтесь в плен великой Германии, и с вами обойдутся великодушно.

— Кстати, насчет великодушия, — выдохнул Буторин и отвесил немцу такую затрещину, что тот рухнул, как спиленный телеграфный столб.

— Мужики, постарайтесь нежнее, — нахмурился Максим. — Не забывайте, это в некотором роде китайская ваза.

Коган с Лидой где-то отстали. Максим ждал, но их не было. Никто не знал, куда они делись. Далеко в лесу гремели выстрелы. Лицевые мышцы сводила судорога. Только этого им сейчас не хватало!

— Мужики, хватайте Вайсмана, Лиду и — туда! — махнул он рукой на северную опушку. — Ждите в лесу, на хутор — ни ногой! Не вернусь через пятнадцать минут, продолжайте движение в северо-восточном направлении.

— Максим! — ахнула Лида, бледнея на глазах.

Но он уже бежал обратно в лес, проклиная нерасторопность Когана, защищался рукой от веток, увязал в прошлогодней листве. Бежать пришлось метров двести…

Заблудиться было невозможно. Он шел на смех и крики. Такое ощущение, что немцам надоело воевать, и они решили поиграть в футбол.

Он выполз из кустов, стиснув зубы, потянул за ремень «ППШ». Поляна небольшая. Первое, что он увидел, — безжизненное тело Инги Александровны Костровой. Женщину прорезала автоматная очередь. Она лежала, откинув голову, мертвые глаза смотрели на Максима, в них застыла боль. Она потеряла гребень, немытые волосы рассыпались по траве. Кровь еще сочилась из груди. Он не должен был проявлять чувства, просто подтянул к себе автомат.

Немецкие солдаты и впрямь решили развлечься. От дальнейшей погони они отказались — хоть кого-то отловили. Всех русских все равно не догонишь. Плечистые молодчики с засученными рукавами увлеченно пинали Когана. На роль футбольного мяча он не годился, но воякам все равно было весело.

— Еврей! Смотрите, это же настоящий еврей! — хохотал белобрысый детина с засученными рукавами. — А давайте посмотрим, как долго он продержится, прежде чем сдохнет!

Возражений не было. Веселье входило в раж. Вояк было четверо, они пока не били его по лицу, норовили попасть по другим чувствительным местам. Коган извивался, защищаясь руками. В глазах поблескивала предсмертная тоска.

Максим поднялся, расставил ноги. На него не сразу обратили внимание. Потом обнаружили и… застыли. Страх мелькнул в глазах белобрысого детины.

Максим стрелял, не целясь. В кого тут целиться? Кричал, ругался нецензурными словами, выпустил в немцев весь магазин. Ничего, в запасе оставался еще один, последний. Солдаты валились, как подкошенные — не устоять на ногах от такого количества свинца.

Максим перезарядил автомат, медленно приблизился. Один еще шевелился, он выпустил ему в спину короткую очередь. Коган поднимался с земли, держась за отбитый бок.