— Эдвард?

— Да?

— Ты еще не забыл наш последний спор?

— Нет, но теперь я стал взрослее и, надеюсь, умнее.

— Однако вовсе не таким взрослым, как я.

— Да, но твои годы уходят, в то время как у меня все еще впереди.

— Это что — соревнование? — спросила Генри.

— Помолчи, — отрезал Данфорд, — тебя это не касается.

— Ах так? — Она возмущенно всплеснула руками и зашагала прочь. Ей казалось, что мужчины еще долго не заметят ее отсутствия: так заняты они были своей петушиной схваткой.

Но Генри ошиблась.

Не успела она сделать и трех шагов, как твердая рука схватила ее за пояс и потянула назад.

— Ты, — ледяным голосом сказал Данфорд, — никуда не идешь. — Он повернулся к Неду: — Теперь ты исчезни, Эдвард.

Нед взглянул на Генри. Выражение его лица говорило о том, что если она только скажет слово, он в ту же секунду отвезет ее домой. Она сомневалась, сможет ли Нед взять верх над Данфордом в открытом бою, хотя ничья была вполне возможна. Но вряд ли сам Данфорд захочет устраивать сцену посреди Бонд-стрит.

Данфорд наклонился к ней и, глядя в глаза, отчеканил:

— Теперь я разозлился, Генри.

Она широко открыла глаза, вспомнив их разговор в Стэннедж-Парке.

— Не соверши ошибку, разозлив меня, Генри.

— Разве сейчас ты не разозлился?

— Поверь, когда я разозлюсь, ты это сразу поймешь.

— Нед, — быстро произнесла она, — наверное, тебе лучше уйти.

— Ты уверена?

— Нет надобности строить из себя доблестного рыцаря, — прорычал Данфорд.

— Уходи, — сказала Генри, — со мной все будет хорошо.

Не вполне уверенный в правильности того, что делает, Нед уступил ее просьбе и неторопливо зашагал прочь.

— Что все это значит? — с возмущением спросила Генри, повернувшись к Данфорду. — Ты был настолько груб и…

— Тише, — произнес он совершенно спокойным голосом, — не стоит устраивать сцену.

— Ты только что говорил, что тебе это все равно.

— Я имел в виду, что не остановлюсь ни перед чем и добьюсь того, чего хочу. — Он взял ее за руку. — Пойдем, Генри. Нам нужно поговорить.

— Но моя служанка…

— Где она?

— Там. — Она показала на стоявшую в нескольких шагах женщину. Данфорд подошел к ней и сказал несколько слов, после чего ту как ветром сдуло.

— Что ты сказал ей? — спросила Генри.

— Только то, что я — твой опекун и со мной ты будешь в полной безопасности.

— Лично я сомневаюсь в этом.

Данфорд был совершенно согласен с ней, учитывая, как сильно ему хотелось привести ее в свой дом, затащить к себе в комнату и привести в исполнение свои темные намерения. Но он промолчал, не желая, с одной стороны, пугать ее, а с другой — потому, что в этот момент ничего умного ему не приходило в голову.

— Куда мы направляемся? — спросила она.

— На прогулку в экипаже.

— На прогулку в экипаже? — озадаченно переспросила Генри, пытаясь отыскать глазами экипаж.

Данфорд так умело отвлек ее разговором, что ей и в голову не пришло, будто ее уводят против воли.

— Сейчас мы зайдем ко мне домой, возьмем один из моих экипажей и поедем по Лондону; поверь мне — это единственный способ поговорить с тобой наедине, не опасаясь за твою репутацию.

Сердце Генри радостно забилось при мысли, что Данфорд хочет остаться с ней наедине. На какое-то время она забыла и его поведение на балу, и свою злость на него. Затем она вспомнила все. «Боже мой, Генри, так ты думала, в этом причина?» Дело было не в том, что он сказал, а в том, как он это сказал. Она нервно покусывала нижнюю губу, ускоряя шаг, чтобы поспевать за Данфордом. Нет, конечно, он не был влюблен в нее, и едва ли стоит радоваться его желанию остаться с ней наедине. По всей видимости, она снова услышит упреки по поводу ее будто бы скандального поведения прошлой ночью. По правде говоря, сама Генри не считала, что вела себя неприлично, но Данфорд, по-видимому, думал по-другому и считал необходимым высказаться на этот счет. Co страхом она поднималась по ступенькам его дома, с еще большим страхом через несколько минут она спускалась по ним, направляясь во двор. Данфорд помог ей забраться в экипаж. Усевшись на мягкое сиденье, она услышала, как он сказал вознице:

— Езжай куда хочешь. Я постучу, когда настанет время отвезти леди на Гросвенор-сквер.

Генри отодвинулась в самый угол, презирая себя за трусость. Она не боялась неприятного разговора; она боялась неминуемого конца их дружбы. Те узы, которые крепко связывали их в Стэннедж-Парке, сейчас держались на тонкой ниточке, и у нее было предчувствие, что сегодняшний день может оборвать ее.

Данфорд поднялся в экипаж и сел напротив. Он заговорил без предисловия.

— Я настоятельно советовал тебе держаться подальше от Неда Блайдона.

— Я решила не следовать твоему совету. Нед — очень хороший человек. Красивый, интересный, прекрасный собеседник. .

— Именно поэтому я и просил тебя соблюдать с ним дистанцию.

— Не хочешь ли ты сказать, — произнесла она голосом, холодным как сталь, — что мне нельзя ни с кем дружить?

— Я хочу сказать, — выпалил он, — что ты не должна общаться с мужчинами, которые из кожи вон лезут, чтобы приобрести репутацию отъявленных распутников.

— Другими словами, я не должна дружить с мужчиной, который почти так же, но, конечно, не совсем так, плох, как ты.

Кончики его ушей покраснели.

— То, какой я есть или каким ты меня хочешь представить, не имеет никакого значения, поскольку я не ухаживаю за тобой.

— Да, — согласилась она, не в силах скрыть печаль в своем голосе, — в этом ты прав.

Быть может, безысходность в ее голосе или грусть в ее глазах были причиной тому, что ему, как никогда сильно, захотелось наклониться и обнять ее. Не поцеловать, а просто утешить. Однако едва ли Генри обрадуется этому. Наконец он глубоко вздохнул и произнес:

— Мне жаль, что сегодня я вел себя как последний негодяй.

Подобного поворота она не ожидала.

— Я…

— Знаю. На это тебе нечего сказать.

— Нечего, — взволнованно ответила она.

— Надеюсь, ты помнишь, что я просил тебя держаться в стороне от Неда, однако каким-то образом тебе удалось завоевать его сердце, впрочем, так же, как и Биллингтона, и Наверли. Да еще и Тэрритона, — добавил он ледяным тоном. — Я должен был догадаться, когда он начал расспрашивать о тебе за карточной игрой.

Она обескуражено смотрела на него.