казалось, вырезались в моём сознании болью тысяч клонов, боящихся даже смотреть в сторону этой машины, не то что проходить рядом с ней! Между клонами в Миррор бродила страшилка-поверье, будто тот, кто будет слишком долго смотреть на машину Роудрига, станет следующим, кто ляжет на стол под его скальпель. Чтобы опровергнуть общий страх, я подолгу смотрела на эту машину и даже гуляла рядом с ней – 11112 и 11110 не нравилось моё бесстрашие даже в таком мелочном проявлении, так сильно они переживали за меня, пока сами не стали жертвами Роудрига…

Стоило мне обнаружить нужную машину, как моё сердце заколотилось, и я не заметила, как снова оказалась с другой стороны дороги, прямо у фонтана. Обернувшись, я стала рассматривать дом, напротив которого стояла машина зла. Фасад дома был выкрашен в ярко-красный цвет, который мог бы показаться мне очень красивым, если бы я не знала, кто именно за ним прячется, а потому этот цвет воспринимался мной именно как кровавый.

Я уже думала о том, что же мне делать дальше, как вдруг двери сразу двух домов – того, за которым я наблюдала, и соседнего, – одновременно отворились. Из синего дома вышла красивая молодая женщина с короткими и пышно завитыми белыми волосами, а вслед за ней на улицу выпрыгнула очень похожая на неё, в частности цветом волос, маленькая девочка лет пяти. Из того же дома, за которым я вела наблюдение, на улицу вышел сам Эбенезер Роудриг.

Я резко развернулась полубоком, но не перестала наблюдать. Кровавый хирург очень мило поздоровался со своей соседкой и её ребёнком, после чего они разошлись по разным машинам: женщина с девочкой погрузились в красную машину, а Роудриг сел в свою. Его машина сдвинулась с места первой. Поправив кепку, я резко развернулась лицом к фонтану, опасаясь того, что он вдруг заметит меня, пусть даже помимо меня на улице и хватало прохожих оригиналов… Он уехал в противоположную сторону от набережной. Ещё пять минут я ожидала, пока женщина с девочкой тоже уедут. Стоило их красной машинке скрыться за поворотом, как я сразу же перешла дорогу и пошла вдоль длинного строения из спаянных домов – заходить через парадную дверь было определённо точно опасно, поэтому я искренне надеялась на то, что у нужного мне дома окажется запасной задний ход.

Запасной вход у этого дома был. Но он, что было ожидаемо, оказался запертым. Бить витражное дверное стекло казалось неразумным действием – меня в любой момент могли заметить соседские глаза, а шум битого стекла тем более привлек бы ко мне ненужное внимание. Вспомнив, как Джером Баркер однажды спрятал для меня ключ от своей пристройки под резиновым ковриком, лежащим перед входом, я резко нагнулась и приподняла коврик – ничего. Тогда я решила попробовать приподнять пустой фарфоровый вазон и крупную фигурку гнома – ничего. Однако когда я ставила гнома на место, я услышала странный звон. Этот звон привлёк моё внимание. Присмотревшись, я увидела маленький ключик, привязанный к длинной шапке гнома короткой бечёвкой грязно-белого цвета. Сняв с гнома находку, я поспешно разогнулась, вставила ключ в замочную скважину и… У меня получилось провернуть замок.

Теперь дело оставалось за малым: узнать, живёт ли он один, и, если дома кто-то обнаружится, успеть скрыться до того, как меня попытаются схватить.

Эбенезер Роудриг жил один. По крайней мере, по тому, что из себя представляли внутренности его дома, складывалось именно такое впечатление.

В доме было чисто. Никаких пыточных, скальпелей, морозильных камер, заполненных человеческими, то есть клоновскими органами. Всё убрано и опрятно, хотя каждая комната оказалась сильно заставленной разнообразной мебелью и декоративными украшениями, которые в сочетании друг с другом совсем не составляли гармоничную картину.

Моё внимание привлекли фотографии, развешанные на стене у лестницы, ведущей на второй этаж. Их было не много, всего пять, но они несли собой некоторую информацию, способную дать смутное представление о жизни главного маньяка Миррор. Все фотографии были семейными. На трёх из них рядом с Роудригом стояла пожилая дама (приблизительно его возраста) с сильно морщинистым лицом, но как будто доброй улыбкой. На двух следующих, датированных предыдущим и текущим годами, этой женщины уже не было. Получается ли, что Роудриг вдовец? Или они просто расстались?..

На всех пяти фотографиях помимо Роудрига и его жены были ещё трое неизменных персонажей: молодая женщина, не очень красивая, но с такой же доброй улыбкой, как у пожилой дамы, и две девочки, на каждом новом снимке становящиеся всё более взрослыми – у старшей были чёрные волосы, у младшей светло-каштановые, почти рыжие. На фотографии текущего года неожиданно появился ещё один персонаж – мужчина лет сорока стоял рядом с матерью девочек, которой на вид могло быть около тридцати пяти. Аккуратно сняв эту фотографию со стены, я перевернула её и на обратной стороне действительно нашлась подпись, правда, сильно кривая, явно сделанная детской рукой: “Дедушка Эбенезер (папа мамы), отчим Ларс, мама Карин, старшая сестрёнка Лена и я Сара. Бабушка Мари всегда с нами, пусть даже мы её больше не видим”.

Значит, Эбенезера Роудрига кто-то любит. И он тоже кого-то любит. Надо же. Невероятно.

Повесив фотографию назад на стену, я поднялась на второй этаж и ничего интересного там не нашла: выглядящая пустой спальня с двуспальной кроватью, розовая комната с двумя детскими кроватями, ещё одна комната с детскими игрушками, туалетная комната.

Я спустилась обратно на первый этаж. Заставленная мебелью гостиная и выглядящая старой кухня меня не заинтересовали, как не заинтересовала и ванная комната, но я всё же наткнулась на интересный угол в этом доме – кабинет Роудрига. Маленькая комната, с большим столом и массивным стулом, длинным стеллажом с книгами и тяжеловесной люстрой на потолке.

Я даже ещё не заронила в своё сознание зерно желания найти здесь что-то полезное для себя – может быть потому что не знала, что именно может оказаться для меня здесь полезным, – как вдруг наткнулась на то, что приковало к себе моё внимание. Подойдя впритык к столу, я увидела лежащую на нём, до боли в глазах знакомую мне “ID-card клона №11111”. Не задумываясь взяв в руки то единственное, что в Миррор как будто по-настоящему принадлежало мне, я увидела внутри карты вшивку со словами: “Статус: полный разбор на органы утверждён оригиналом. Конечный результат: благотворительное пожертвование всех органов государственной клинике, в фонд защиты малоимущего населения, нуждающегося в срочных трансплантациях ”.