Из протокола допроса Ломаева:

– Я подошел к нему и выстрелил два раза в голову. Один раз сразу в упор, подошел и второй раз, когда он падал, побежал. Он мне за это дал 2 тысячи денег. А потом дал машину. Я не требовал ничего. Я думал, что как друг, что отказаться, я вообще не хотел это делать. Откажись – просто сразу меня убьют, и все.

...Прошло полгода, как канул в неизвестность Дуреев. В криминальных кругах поговаривали, что был на него серьезный заказ, и он исполнен. Но неожиданно адвокатские конторы Кемерова, прокуратура и другие учреждения стали получать письма от Владимира Дуреева. И не с «того света».

Следователь Бачурский рассказывает:

– Он писал жалобы в областную прокуратуру, в Кемеровский областной суд, в областную коллегию адвокатов. Жаловался на плохую работу адвокатов, что они плохо защищают его. При этом находился в федеральном розыске.

А в родную криминальную среду Дуреев направлял так называемые циркуляры с приказом убрать свидетелей, которые начали давать против него показания. Убедившись в неэффективности своих посланий, Дуреев пытался руководить по телефонной связи.

Вот тут-то Владимира Игнатьевича и запеленговали. Дуреев звонил из Новосибирска с телефонов-автоматов, установленных на вокзале, на стадионе, в узлах связи.

Оперативный сотрудник оперативно-розыскного бюро ГУ МВД РФ по Сибирскому федеральному округу Виктор Кургузов вспоминает:

– Мы неоднократно выезжали, но не успевали его задержать, потому что его телефонные разговоры длились не более 10–12 минут.

22 октября в 10 утра специалисты, отслеживающие телефонные переговоры, передали экстренную информацию: Дуреев звонит в Кемерово из узла связи, находящегося в Калининском районе. Опергруппа по тревоге выехала по указанному адресу.

– Мы видим, что идет мужчина, – рассказывает про дальнейшие события Кургузов. – Совсем не похож на того, кого мы ищем. У нас по ориентировке проходил человек плотного, крепкого телосложения, а здесь идет худощавый ссутулившийся мужчина.

На всякий случай сотрудники попросили его предъявить документы. Фамилия и имя незнакомца сыщикам ничего не говорили. Все же ему предложили проехать в оперативно-розыскное бюро. Там долго расспрашивали о близких и дальних родственниках. И вскоре мужчина, что называется, «поплыл».

– И в какой-то момент он посмотрел и сказал: «Да Дуреев я, Володя», – продолжил историю поимки Дурея Кургузов. – И после этого разговор у нас зашел уже на другие темы. И потом в беседе он посетовал, что вот сделал ошибку: всегда звонил с разных телефонов, специально ездил в разные районы города. А вот тут повторился.

Очутившись за решеткой, Дуреев официально отказался от знакомства с ранее задержанными членами его группировки. А неофициально – с помощью тайных писем стал руководить их действиями. Все эти так называемые на воровском языке «малявы» были зарегистрированы в оперативной части следственного изолятора. Первое послание за подписью Батя получил Эдуард Никонов, совершивший вместе с Саловым неудачное покушение на Дурея.

И Никонов, опасаясь за свою жизнь, начинает сотрудничать опять с Дуреевым.

Затем наставления пошли Ломаеву.

Из записки Дуреева Ломаеву:

«Адвоката твоего оплатили, потому что ты был не чужой. Я к тебе отношусь как к родному. Вспомни, как ты жил в последнее время, до того, как тебя забрали. Как ты мог поверить ментам, а не мне? Кто помогал? Где они были, когда ты штурмовал сопки. Ты им поверил. И чем дальше ты будешь их слушать, тем дальше они тебя затянут в пропасть. Думаю, что тебе надо подумать и сделать обратный шаг. Посмотрим, как все изменится в обратную сторону. И те люди, которых ты оговорил, пойдут тебе навстречу, потому что обиды на тебя не имеют и понимают, что тебя обманули. Батя».

Но бывший морской пехотинец, хоть и был внушаем, не любил, когда на него давили. И не стал отказываться от своих показаний. Тогда взбешенный Дурей измененным почерком написал другую записку.

«Вот послушай, мразь, и почитай, а также подумай своей головой. Если не заткнешь свою поганую пасть, то ты, мразь, обречен на пожизненное заключение. Забыл о грабеже, когда ты застрелил хозяина дома, оставив жену и ребенка без отца? А также подстрелил у себя под окном невинного человека из обреза. Я знаю всех подельников, менты сломают и раскрутят их, а я еще подучу как это быстрей сделать. Вот и подумай, мразь, выбирай, или будешь осужден на пожизненное, или самое малое – 5 лет. Я смеюсь, как ты мог поверить легавым, что в наказание они отправят тебя в Чечню. Легавые сами над тобой со смеху катаются, какой ты идиот. Ну а что касаемо меня и тех людей, что ты оклеветал, ты один не докажешь. Просто еще придется с полгода разбираться, не больше. Пожалей своего брата, он тоже участвовал в том разбойном грабеже и убийстве. Прочитав эти бумаги, сразу их сожги или порви. Если они случайно попадут в руки легавых, то ты тоже будешь висеть кверху ногами. Ведь здесь написано про твои преступления. Ну а у тебя есть шанс отделаться минимальными сроками за твой дебилизм. И еще раз хочу подсказать тебе, дураку, никогда не верь легавым. Короче, в середине следующей недели я должен услышать, что ты отказался от своих показаний, которые давал. Если будет промедление, то жди в гости своих подельников и настраивайся на подвальную Чечню, из которой ты не вылезешь».

Рассказывает следователь Сергей Бачурский:

– По сути, в этой записке Дуреев сообщил об эпизоде, о котором мы на тот момент вообще ничего не знали. Когда Ломаев получил эту записку, он нам ее выдал и тут же написал явку с повинной. В ней рассказал о том, как с Игорем Карием по кличке Брат убил Цыплакова.

Совершить 3 декабря 1997 года грабеж семьи предпринимателей Цыплаковых на улице Спортивной Ломаеву предложил Игорь Карий. Грабители надели маски и, дождавшись, когда ребенок открыл дверь, чтобы пойти в школу, ворвались в квартиру. Цыплаков попытался оказать сопротивление и был тут же застрелен Ломаевым.

Так благодаря записке Дуреева было раскрыто еще одно преступление. Чтобы подтвердить авторство письма, подследственного попросили предоставить образец почерка. Дуреев категорически отказался, напрочь забыв, что до этого написал десятки жалоб на Бачурского.

– Эти жалобы я потом изъял и направил как образцы свободного почерка Дуреева, – рассказывает Бачурский. – И эксперты провели экспертизы, сказали, что записки написаны Дуреевым... Он кое-где соответствует своей фамилии. В некоторых ситуациях поступает достаточно глупо.

Ломаев, опасаясь за свою жизнь, написал заявление, чтобы его перевели в одиночную камеру. Просьбу удовлетворили, к великой радости соседей по общей камере, с которыми каратист постоянно затевал победоносные сражения.

В одиночке из-за переживаний и стрессов у Ломаева обострилась олигофрения. Он стал непредсказуемым.

– После того как он при ознакомлении попытался уничтожить уголовное дело, съесть свои подписи, – вспоминает Бачурский, – его стали водить в наручниках двое-трое офицеров. И вот даже они с ним не справлялись.