даже не успевают добраться до эры космических технологий!

— Всё-таки… в космос мы полетим? — с надеждой спросил Анубис.

— Есть такая вероятность. Но суть в том, что, если Саадж начнёт действовать слишком кардинально — пролетающая мимо станция может засечь сигнал и отправить его машине. И тогда сверхсущества пришлют к нам особый отряд, который довольно быстро разберётся с Сааджем.

— В чём проблема инициировать нечто подобное, чтобы привлечь внимание сверхсущностей? — поинтересовался Анубис.

— Тогда они ликвидируют и нас, и Сааджа. А, возможно, только нас. Так что рисковать смысла нет. И Саадж думает так же. Ключевым событием может быть всё, что угодно. И если безрассудно убивать огромное количество людей — можешь случайно прикончить важного деятеля, который должен сделать огромный вклад в будущее. И всё… Конец всем его планам.

— А, может попробовать развести Сааджа на нарушение ключевого события?

— Расплатиться тысячами жизней во имя миллиардов? — усмехнулся я: — Дешёвый трюк. Саадж на такое не пойдёт. Ставки слишком высоки.

— Жаль…

— Но-но! — возмутилась Лина: — Даже не вздумай браться за старое! Сам же говорил, что дал слово Громовержцу.

— Просто шутка. — подняв руки, ответил Анубис.

— Шутка… Смотри мне! — волчица показала брату кулак.

Спустя ещё час обсуждения различных вариантов нападения на Сааджа, мы наконец-то добрались до Скитино.

О, сколько всего я успел послушать про знаменитые русские деревни… Это же огромный пласт местной истории! Так сказать — сердце аграрной составляющей страны.

Поначалу деревни строились, как пункты для облуживания огромных полей. По крайней мере, так мне рассказывал Толик. Затем местные начали выращивать тут всё подряд.

А с приходом к власти Петра I, так и вовсе началось раздолье!

Из обычных обслуживающих пунктов, деревни превратились в полноценные населённые пункты, где крепостные возделывали землю, чтобы отдать оброк хозяину. А после того, как всех крестьян освободили… им пришлось платить аренду хозяину земель.

В общем-то, особо ничего не изменилось, пока земельную реформу 1920 года не провели. По сути, все, кто работали на арендованной земле — теперь отдавали в оплату не более 10% от собранного урожая. И никаких денег!

Помещики сперва очень обиделись на Императора, но вспомнив 1914 год — закатали губу и смирились. Уж лучше малосольный огурчик в банке, чем вилы в животе.

Но с 1956 года огромное количество земель перешло во владения Империи. Именно из них простолюдинам потом выдавались по шесть соток.

А деревни продолжали жить. Правда, оплату аренды снизили до 5% от всего урожая. И многим вообще дали возможность выкупить землю для личного пользования.

Но это же всё простая история! Лично я в подобных местах никогда не бывал.

Меня терзало любопытство, но не успели мы остановиться, как на мобильник пришло сообщение от Насти:

«Добрались? Всё хорошо? Хочу к тебе! Закончите — сразу езжай за мной! Я больше не выдержу историй про первый заработанный рубль!»

Бедная Шанго… Тяжко отыгрывать прилежную дочь, когда тебе восемь тысяч лет.

— Ваше Благородие! — Бошка услужливо открыл мне дверь и… я, как будто оказался в совершенно другом мире.

Во-первых — воздух…

Ни с чем несравнимые ароматы свежей травы, леса и… навоза. Специфический микс, но омерзительным или противным я его назвать не мог.

Во-вторых — ни с чем не сравнимая атмосфера!

Старые деревянные дома, дворы, огороженные невысокими заборами из сухих досок, полное отсутствие даже намёка на асфальт или хотя бы каменную кладку… А, ещё тут было очень много людей старшего возраста, которые работали в огородах. Они были настолько увлечены своими грядками, что даже не заметили шикарный лимузин, который нагло заехал в их родную грязь.

А, чуть дальше, за ветхими домишками, распростёрлось огромное поле… Я таких даже в поместьях отставников на материнской планете Сената не видел! И кстати, там во всю трудились тракторы и комбайны. Видимо, обрабатывали землю перед зимой.

— Ты смотри… Конец октября, а у них всё, как у нас в августе. — заметила Устинья, выставив ладони под солнечные лучи.

Кстати, в центре деревни расположился огромный котлован, как будто на его месте раньше стояло крупное сооружение. Возможно, дворец, церковь, или чьё-то поместье.

Хотя, на сколько мне не изменяет память — в местных деревнях церкви не строили.

— Милостивый государь! — раздался слегка хриплый женский голос, и к нам вышла взрослая женщина, одетая в джинсы, старую спортивную куртку и белый платок в синий горошек: — Чем обязаны?

— Добрый день. — с дружелюбной улыбкой поздоровался я: — Мы приехали к Митяю Галыгину. Не подскажете, где его дом?

— Лицо знакомое у вас… — задумчиво произнесла женщина: — Никак не вспомню. Вы — актёр?

— Нет. Я — Владимир Демидов.

— Ах, Демидов! Батюшки святы! — всплеснула местная жительница и тут же поклонилась: — Извините, не признала! А Митяй там дальше по улице. Дом номер четыре! Постучитесь три раза. А то он незнакомцам не открывает.

— А, что так?

— Ох, беда у него в семье случилась. — вздохнула женщина: — Двоюродную сестру и её дочку убили. Жестоко убили… А, потом ещё и поместье сожгли. Не знаю, кто. Не иначе, как уроды! Не мог нормальный человек дом пустой поджечь…

— Вон тот котлован? — поинтересовался я.

— Ага. Специально не застраиваем. Митяй — хороший… Со странностями, но хороший. Из уважения не застраиваем. Всё же, там часть его семьи жила. Не уважительно это…

— Понимаю. Спасибо за помощь. — я благодарно кивнул: — Мы буквально на пару слов.

— Конечно-конечно! Уверена, Митяю не помешает общение… С нашими-то он не очень говорить любит. А кроме него здесь аристократов больше и нет.

— Хорошо. Ещё раз — спасибо!

— Да было бы за что. Бывайте, Господин Демидов! — ещё раз поклонившись, ответила женщина и потопала в сторону огорода с огромными тыквами.

— Четвертый дом… — задумчиво произнёс я: — Уся и Рудольф — идёте со мной. Все остальные — ждут возле машины. Без пушек. Я сказал, БЕЗ ПУШЕК, Бошка!

— Извините, Ваше Благородие…

— Если что-то пойдёт не так — звоните.

— Будет сделано, Ваше Благородие! — хором ответили мои бойцы.

В итоге, мы с Рудольф и Устиньей направились к четвёртому дому.

Обычная хата… Единственной фишкой был — плетёный забор с глиняными горшками, что висели на высоких балках и головы подсолнуха, которые весело выглядывали из немногочисленных щелей.

Открыв калитку, я осторожно заглянул внутрь.

К самому дому вела дорожка из досок. Справа расположился небольшой загон, где стояла очень красивая лошадка цвета топлёного молока и жевала траву. Шерстка аж блестела на солнце!

А слева находился курятник, из которого на меня тут же вылетела дикая курица:

— Это ещё что за хрень⁈ — возмутилась она и размахивая крыльями, запрыгнула мне на плечо: — Вы кто такие⁈ И на кой чёрт сюда припёрлись⁈

— Мне никто не сообщил о сигнализации. — ответил я, и подняв руки, отошёл к загону.

— Но она тут есть! — не унималась курица.

Лошадка медленно подошла ко мне и облизнула макушку.

— Не… Он не злой. Прям таки — лапусик. — произнесла она и ткнула меня мягкими губами в затылок.

— Не злой⁈ Ты посмотри — какой небоскрёб! Ещё и волосы седые… Явно недоброе задумал!

— Да, доброе-доброе. — усмехнулась лошадка: — Вы уж простите Анжелину. Она у нас очень любит навести суету.

— Потому что враги повсюду! — возмутилась курица и клюнула меня в мочку уха: — Ты у меня на прицеле, небоскрёб! Шаг вправо, шаг влево — и всё. Тебе несдобровать!

— Что у вас тут происходит? — дверь раскрылась, и на крыльцо вышел совсем старый худенький дедок с длинной седой бородой. Одет он был в потрёпанный, но некогда очень дорогой военный мундир, который едва виднелся из-под огромного количества медалей и орденов: — А… Опять репортёры из газетёнки? Или молокососы из Охранки? Убирайтесь! Я вам больше ничего не скажу!

Боевой, однако.

— Господин Галыгин, извините, что так спонтанно и без предупреждения… — я аккуратно снял курицу с плеча и поставил её на землю: — Меня зовут — Владимир Демидов! Я к вам от Анастасии Долгоруковой. Она должна была с вами связаться и сообщить, что сегодня мы приедем к вам в гости…

В эту же секунду дедок изменился в лице. Сперва было удивление… А, затем, его глаза так по-доброму и родному засверкали, что на душе сразу же стало уютно и тепло.

— Славик… — тихо выдохнул он трясущимися от нахлынувших эмоций губами: — Славик, это же ты?

— Да, меня так раньше звали. — с улыбкой ответил я: — Но сейчас…

Митяй не стал дослушивать, и расплакавшись, тут же понёсся ко мне. По росту