Эта мысль — о злополучной кочерге — оказалась последней, успевшей оттоптаться каблуками по моему мозгу прежде, чем сознание меня покинуло — должно быть, решив, что дальше нам с ним не по пути.

* **

г. Санкт-Петербург, 1 (13) марта 1881 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)

— Ну?! Имя и звание?! — утирая со лба пот белым шелковым платком, рявкнул краснорожий толстяк в темно-синем жандармском мундире с золотыми погонами полковника на плечах.

Из камеры, в которой я пришел в себя, в эту комнату без окон меня доставили, надев на голову глухой непрозрачный пакет. По морозной улице везли в одном мундире — отороченная бобром шинель то ли канула между потоками времени, то ли приглянулась кому-то уже здесь, в 1881-м…

Насчет года, впрочем, пока это было только моей догадкой. Не то чтобы совсем уж безосновательной — все указывало на то, что из безвременья я вывалился точнехонько в день последнего покушения на Императора Александра II. Насколько мне припоминалось, произошло оное именно в 1881-м, 1 марта. Но в мире, где вмешательство в поток времени — ежемесячная рутина, ни в одной исторической дате нельзя быть уверенным твердо…

С момента возвращения моего блудного сознания минуло уже не менее пары часов, однако шестеренки у меня в голове вертелись еще с немалым скрипом, то и дело заедая или срываясь на холостой ход. А соображать требовалось быстро. Взять хотя бы элементарный вопрос об имени, за игнорирование которого я уже успел заработать зуботычину от ассистировавшего «моему» полковнику жандармского унтера. Кем назваться? Поручиком Солженицыным? Но еще неизвестно, какой шлейф тянется за этой звучной фамилией из 1837-го (новой памяти после переноса в 1881-й у меня почему-то не сформировалось)! Игорем Одинцовым? А не аукнется ли мне как-нибудь эта откровенность в родном XXI веке?

Хотя туда, в XXI век, еще как-то вернуться надо…

Унтер угрюмо двинулся на меня — с явным намерением еще раз опробовать кулаком прочность моей челюсти — и я торопливо выдал первое, что пришло мне в голову:

— Радкевич!.. Радкевич Алексей… — отчества юного заговорщика узнать я так и не удосужился, поэтому назвал свое собственное. — Алексей Дмитриевич. Дворянин, — добавил в робкой надежде, что благородного арестанта бить станут не так сильно.

— Ну, вот это другое дело! — выдохнул полковник, делая унтеру знак остановиться. — Продолжим. Вероисповедание?

— Христианское, — неуверенно выговорил я и, решив по выражению лица жандарма, что этого недостаточно, уточнил: — Православное.

— Возраст от роду? — последовал новый вопрос.

— Двадцать лет, — ну, тут мне ничего изобретать не пришлось.

— Место постоянного жительства?

— Москва, — снова ответил я чистую правду.

— Вот как? — поднял брови полковник. — В таком случае, с какой целью прибыли в Санкт-Петербург?

— С целью… — слегка замялся я. — С целью ознакомления с местными диковинами! — выдал торопливо. — В Исаакиевский собор зайти, на шпиль Петропавловской крепости посмотреть…

Какие там еще в Питере достопримечательности есть?! На ум мне упорно лез один лишь Эрмитаж — явно не самая удачная идея: сейчас же это, должно быть, действующий царский дворец — на венценосного хозяина которого и совершено злодейское покушение…

— На шпиль, значит… — прищурил свои и без того маленькие поросячьи глазки жандарм. — Врешь! — взорвался он внезапно. — Врешь, мразь! Ты приехал Государя Императора погубить! Прохор! — обернулся полковник к верному ассистенту.

Удар пудового кулака унтера словно приглушил мне звук — истошные вопли жандарма разом сделались тише, будто доносились теперь откуда-то с питерской улицы.

Второй удар, довершая начатое, погасил и свет.

* **

— С вами была женщина, где она?

Полина? То есть, ее тоже выбросило в 1881-й? Почему тогда я ее не видел? И как ей удалось скрыться? А она скрылась, иначе жандарм не спрашивал бы, где она…

Надо же, еще какие-то логические конструкции пытаюсь строить!..

— Где прячется Софья Перовская? Отвечать!

Софья Перовская? А, это он о легендарной предводительнице бомбистов… То есть Полину они не ищут? Первая хорошая новость за этот день…

— Я… не знаю… никакой такой Софьи. Ни Перовской, ни Новогиреевской, ни Измайловской…

Удар. Уже привычный, дежурный — почти и не добавляющий боли — той и так давно через край.

— Господин полковник… Я контужен взрывом. Почти не соображаю. Мне нужен отдых! — собравшись с силами, выговорил я.

— Вот ответите на мои вопросы — и отправитесь отдыхать — до самого суда!

— Отдых мне нужен сейчас же! Я требую…

— Перебьетесь! — рявкнул жандарм. — Прохор!

Новый удар. Под аккомпанемент яростной тирады:

— Вы дерзнули пролить кровь, дороже которой нет в Империи! Вы — государственный преступник! Лишь чудом, промыслом Божиим — не цареубийца! И вы еще смеете что-то требовать?!

— Царь выжил? — с трудом приподнял я глаза на своего мучителя, выхватив из его речи недвусмысленный намек.

— Господь уберег Государя!

— Не Господь… Это я оттолкнул бомбиста…

— Не смейте врать! Полдюжины человек видели, что именно вы метнули вторую бомбу!

— Нет… Они ошибаются… Все было не так…

Удар.

Что ж, выходит, Александр II избежал смерти… Собственно, благодаря мне и избежал — а меня же теперь в ней обвиняют… Что там могли разглядеть эта перепуганные свидетели?! Как я упал на террориста? А о том, как появился ниоткуда — почему они не рассказывают? Не заметили в суматохе этакую мелочь? Ага, а про бомбу заметили…

Кстати, рано радуетесь, господа жандармы. Пусть у нас и явный сбой, но инерцию потока времени никто не отменял! Чтобы закрепить чудесное спасение вашего драгоценного сосуда царственной крови, нужно было расколоть пузырек гранаты — а он остался у Полины, в каком бы году она сейчас ни пребывала.

Непроизвольная попытка растянуть разбитые губы в злорадной улыбке. Удар в ответ.

— Почему на вас мундир николаевских времен?

О, дошло до нашего жирафа. Только вот от этого ни разу не легче — правду все равно не расскажешь…

— Достался от батюшки…

— И ничего лучше, чем надеть его, собираясь в столицу, вы не придумали?

— Увы…

Удар. Когда уже этот проклятый унтер устанет махать кулачищами?!

— С кем вы контактировали в столице?

— С Пушкиным Александром Сергеевичем!

Удар. И еще удар. Но ведь чистую же правду выдал, Уроборос вам в задницу! И это я еще Данзаса с д’Антесом не упомянул! И покойного Ковальского до кучи! Впрочем, здесь, в 1881-м, они все давно покойники… Или д’Антес еще жив? Не помню…