— … то вся ответственность целиком лежит только на Биргит, — сказала я. — А теперь отправляйся к булочнику, а я тем временем сделаю завтрак.

После бранча — ибо так, пожалуй, следовало бы назвать наш пир — он посерьезнел. Виктор задремал, со стола было убрано, не оставалось никаких причин и дальше болтать про норвежские фьорды. По нашему указанию Мануэль последовал за нами в гостиную и выжидательно посмотрел на отца. Он был в отличном настроении и, возможно, ожидал увеличения нормы своих карманных денег, в конце концов, ему уже недавно исполнилось шестнадцать.

— То, что мы должны сейчас обсудить, очень важно, — начал Патрик, и сына это заинтриговало.

— Давай, выкладывай, пап. — Мануэль скинул резиновые шлепанцы и развалился на софе.

Вообще-то он вел себя как взрослый и называл отца по имени, но сегодня он снова чувствовал себя в родительском доме как ребенок. Я сидела очень прямо, словно окаменев, на стуле с высокой спинкой и наблюдала за обвиняемым. Недоставало только мантии судьи.

— Ты спал со своей учительницей французского языка? — спросил Патрик.

Мануэль вздрогнул и побледнел, но для начала попробовал валять дурака.

— Французский нам преподает некий господин Шустер, — сказал он.

У Патрика лопнуло терпение.

— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду эту Биргит Тухер! — взревел он. — Врать, кстати, не имеет смысла!

— А если и так, — запротестовал Мануэль, — вам-то какое дело!

Патрик достал из кармана брюк лабораторный анализ и протянул своему отпрыску.

Мануэль прочитал и вообще ничего не понял.

Тут к разговору подключилась я.

— Мануэль, ты приходишься Виктору отцом, — сказала я.

— Я в это не верю, — негодующе воскликнул он. — Этого не может быть от одного раза!

Вот и выпустили кота из мешка, ведь это высказывание было признанием. Патрик ужасно разволновался.

— Тебе еще не было и пятнадцати! — кричал он. — Почему ты мне ничего не сказал! Я же ни о чем не догадывался!

Мануэль тоже был не намного дипломатичнее отца.

Он процитировал фразу, которую, наверное, услышал на борту от какого-нибудь старого миллионера:

— Кавалер наслаждается и помалкивает.

Я не смогла достаточно быстро вмешаться, наш мягкий Патрик влепил сыну звонкую пощечину. Мануэль, правда, не выбежал вон, как я боялась, но дулся какое-то время, как маленький ребенок. В конце концов, мы получили заикающийся рассказ о том, как между учительницей и школьником дошло до греха.

Биргит Тухер наладила контакт с учеником, он сравнительно быстро делал успехи, и после занятий они часто пили вместе чай, ели печенье «мадлен», и учительница рекомендовала ему читать Марселя Пруста и Виктора Гюго. Однажды Мануэль рассказал ей о своей матери, которая как раз пела Дорабеллу в любимой опере Биргит «Cos fan tutte», и на Биргит это произвело сильное впечатление. Но что толку от знаменитой матери, которая больше не живет дома? Мануэль и мне намекал на свое отчаяние, которое испытывал, когда несколько лет назад умерла маленькая сестра и мама после этого уехала. Биргит оказалась настолько чуткой и сострадательной, что он все больше и больше рассказывал ей о своих израненных чувствах и в конце концов расплакался.

Тут ей опять же стало стыдно, что она ввергла своего ученика в такое уязвимое состояние, она обняла его, приласкала и поцеловала. Может, она не знала другого способа, как утешить несчастного мужчину, может, сработал глубоко спрятанный материнский инстинкт, который ею руководил.

Во всяком случае, в какой-то момент залитый слезами Мануэль начал отвечать на ее ласки, и софа в гостиной Тухеров стала сценой столь же бурного, сколь и незапланированного слияния.

— Если бы это выплыло наружу, — прошептал Мануэль, — ее бы посадили в тюрьму. Я поклялся, что никогда в жизни никому не скажу!

Дело явно ограничилось этим единственным случаем. Биргит боялась, что ее проступок может обнаружиться, и решительно воспротивилась повторению. Она письменно сообщила ученику, что он больше не нуждается в дополнительных занятиях, поскольку коллега Ансельм Шустер не мог нахвалиться успехами Мануэля.

— Мы больше ни разу не виделись с глазу на глаз, — сказал он. — К тому же вскоре начались летние каникулы.

Внезапно Мануэль вскочил, и мы тоже с тревогой бросились за ним. Он подбежал к спящему Виктору, выхватил его из кроватки и прижал к себе. Когда его сонливая Улитка начала вякать, он снова положил ее на место, сел рядом и стал неотрывно смотреть на ребенка. Мы с Патриком переглянулись и грустно улыбнулись друг другу, все мы были совершенно вымотаны.

В хоре мы уже несколько недель репетировали рождественскую ораторию, и уже был отпразднован первый адвент, срок нашего выступления приближался. Виктор становился все более хорошеньким, скрещивание учительницы с учеником оказалось не так уж и неудачно, шепнул мне Патрик. Между тем мой живот становился все круглее, а Мануэль — все задумчивее. Кажется, он бросил тайком курить — возможно, ради своего отпрыска. Компьютер и мопед интересовали его теперь меньше, вечерами он в основном сидел дома, играл со своей Улиткой, читал или разгадывал судоку; я думаю, Сара дала ему от ворот поворот и переметнулась к Юлиану, а Кристина, его круизная подруга, живет, к сожалению, в Гамбурге. Бабушка Юлиана вяжет ему новый шарф из шелковой пряжи, который будет хотя и снежно-белым, но еще более марким, чем его предшественник.

Постепенно на свет божий выплывают новые детали его легкомысленной выходки. Поначалу сердце Мануэля было почти разбито тем, что нельзя было переспать с красивой учительницей еще раз, но он понимал невозможность таких отношений и утешался со своей ровесницей Сарой. Когда Мануэль наконец услышал, что Биргит пропала, он из преданности ездил каждый день мимо дома Тухеров с бутылкой воды и поливал герани, которые во время его круиза, к сожалению, почти все зачахли, единственная, что выжила, украшает теперь наш подоконник. В нашей климатической зоне герани обычно зимуют — при условии, если их подкармливать круглый год, — в подвале, но мы сделали исключение. Эта получила почетное место и на сегодняшний день вымахала уже так высоко, как ее родичи в южных странах, где они круглый год растут под открытым небом.

Я показала Мануэлю то летнее фото, которое мне прислала Франсуаза. Кулон Биргит из розовой раковины, который раньше я никогда на ней не видела, растрогал его почти до слез. Столь же гордо, сколь и пристыженно он признался, что выкрал это украшение у бабушки Юлиана и с анонимным приветом бросил его в почтовый ящик Биргит. И хотя она никогда не приходила с его подарком в школу, но явно носила во время своей поездки в Драгиньян.

Мы условились с Мануэлем, что он сдержит обещание: никто пока не должен был знать, что Биргит соблазнила его и сделала отцом своего ребенка.