Только и удалось спросить у Девятого:

– А как внешне выглядит наказание «восьмёрка»?

– Да никак. Ты свалился, словно из тебя кости вынули, и дышал потом раз через два. Пятый утверждал, что даже твоя внутренняя аура совершенно перестала просматриваться, словно ты умер.

Полный рот мешал говорить, поэтому в подтверждение сказанного приходилось интенсивно кивать, мол, и в самом деле умер!

Джаяппа Шинде тоже старался наесться впрок, но успел ещё нашептать о ругани сержанта и об очередных угрозах, прозвучавших после того, как наказуемый рухнул этаким трупом. Разорялся командир, что так будет с каждым, а то и за казнью дело не задержится. Потом приказал раздеть Десятого догола, уложить на кровать, да и отправился прочь.

Свои окончательные выводы о происшедшем вчера Девятый сделал непосредственно перед входом в тестовые тоннели:

– Мои предположения оправдываются на все сто: этот Эйро – несомненный висельник и маньяк, отбывающий пожизненный срок на каторге. Не веришь? А зря! Сам убедишься в этом, когда мы его достанем для нашего судилища.

Дальше пошли мрачные стены, кусачие твари да мерзкие гады, но они оказались на удивление привычными и обыденными. Словно подобное тестирование стало неотъемлемой частью повседневной жизни. Фредди бежал, полз, прыгал и продвигался вполне размеренно, без остановок, своевременно ускоряясь, избегая тем самым болевых наказаний. То есть вёл себя так, словно выполняет рутинную и, самое главное – необременительную работу. Даже омерзение от прикосновений к обильной паутине, слизи и прочей наличествующей здесь гадости куда-то исчезло начисто. А почему это случилось? Неужели по вине пережитых вчера чувств?

Неспешным рассуждениям не мешали даже жестокие сражения с монстрами.

«Неужели меня настолько «заморозило» болевыми ощущениями? И не этого ли специально добиваются местные умники и находящийся у них в подчинении сержант? Если это так, то у них почти получилось… Осталось только выжечь во мне ненависть и жажду мести, и я стану точно таким циничным и бессердечным уродом, как этот Эйро! Хотя… что-то тут не то… Слишком уж он бурно отреагировал на моё провокационное бормотание. Не удивлюсь, если у него воспоминания о семье и детях связаны с некоей трагедией… Но может всё быть и до банальности просто: урода упекли на каторгу, а жена вздохнула с облегчением, обретая свободу. Да и дети теперь счастливы, что не видят такого папашу. Домыслы Джаяппы могут оказаться вполне реальными… Кстати, планы мести командиру наверняка ворочаются в головах у каждого, даже у «любимчика» Третьего. Да только реальные шансы существуют у меня и у Девятого. И мне кажется, сержант это должен понимать прекрасно, не дурак ведь он? Следовательно, в его интересах сделать всё, чтобы не допустить нас к категории бессмертных!.. Точно! И уж он постарается для этого применить все рычаги своей власти. И что делать? Индуса и остальных я предупрежу, но какой с этого толк? И не подслушает ли сержант все наши «невинные» разговоры?.. Придётся помалкивать… Разве что Девятому всё-таки надо как-то нашептать незаметно о самом главном: всеми силами делать вид, что мы на командира зла не держим, почитаем его, любим больше, чем всех остальных на свете…»

Решение принц принял верное, да только сам сомневался в реальности его выполнения. Уж настолько перевоплощаться, врать в глаза, юлить, унижаться и льстить он не сможет никогда. Да и смог бы – желаемого это не принесёт. Русский – хоть и оголтелый мучитель, горлопан и циник, но настроение и подспудные мысли человека улавливает даже по искоса брошенному, неосторожному взгляду. Такого мамонта на мякине обмана и притворном подобострастии не проведёшь.

А тестовый тоннель заканчивался, и как раз на последнем отрезке впервые против человека появилось сразу две клювоносые гусеницы. Теперь уже взгляд заметил существенные отличия во внешности. Эти два представителя разумного вида сильно отличались от тех, вчерашних, худобой, невзрачностью, отсутствием одежд и массы аксессуаров из кожи. А вот серёжка в левом ухе имелась у каждого, наверняка что-то обозначая и о чём-то свидетельствуя.

Успела жалость мелькнуть по поводу полного отсутствия знаний о враге как о существе вообще. А потом пришлось отчаянно сражаться за собственную жизнь.

Вернее, не столько отчаянно он действовал, как жёстко и безжалостно, с каким-то бешеным остервенением и с максимальным всплеском физической активности. Наверное, всё-таки силы за последние дни возросли, и в медицинском модуле во время лечения однозначно некоторые мышцы усилили. Потому что бой с тварями оказался более скоротечен, чем самый первый, проведённый на Полигоне. И трофеи в виде серёжек не забыл подобрать, замечая на ходу, что в кармане их собралось уже слишком много, более трёх десятков. С таким количеством не мешало бы отыскать удобное место для хранения.

«Тоже загадка, почему тумбочек прикроватных нет? – уже подумалось в последнем белом цилиндре. – Какими бесправными мы бы ни были, всё равно наличие личного, пусть миниатюрного пространства нам необходимо. Те же серьги сложить, иные какие находки… А то рвём жилы, сражаемся, устаём, изнашиваемся… Мм?! Однако…»

И принц Фредерик Астаахарский с превеликим недоумением вдруг осознал, что он совершенно не устал! Словно и не было за плечами полудневного забега с изнуряющими схватками. И зверского голода не было! Ведь ни разу сегодня за все посещения белых цилиндров руки не потянулись за припрятанной в карманах пищей.

«Что это со мной? Хорошо это? Вроде неплохо… А по какой причине? Непонятно… Зато иной резонный вопрос возникает: к чему бы это? Ведь не всякое улучшение к добру!..»

Злобный сержант прохаживался на выходе из тоннелей и сразу после построения начал раздавать критические замечания, указывать на основные ошибки и просчёты. Оставалось только поражаться, как он, сидя, скорей всего, перед десятком экранов, успевает просматривать динамичные события на них? Или он затем особо интересные моменты просматривает в повторе? Могло быть и такое, что специальные программы только тем и занимаются, что замечают ошибки солдат, а потом подают командиру экстракт событий, который зачитывается перед строем. Причём экстракт этот подают пакетом информации прямо в мозг бессмертной копии.

«Ну да, – размышлял принц, ожидая, пока и до него дойдёт очередь нагоняев. – Скорей всего, донору на Земле эта информация ни к чему. Вряд ли она ему на каторге пригодится…»

Несколько самого удивило, что он окончательно записал Эйро Сенато́ра в каторжники, но решил этому не противиться. Да и моральное облегчение при этом наступало. Чувство собственного достоинства меньше страдало. Мол, плюйся ядом и бешенством, парнишка! Но мы-то знаем, что ты никто и власть твоя не бесконечна! И час возмездия придёт!

Наверное, в блестящих глазах Фредерика явно читалось злорадство и предвкушение, потому что, дойдя до него, командир поморщился недовольно, чуток помолчал, а потом всё-таки спросил, употребляя новое обращение не то ругательного, не то издевательского толка: