Джанела казалась довольной собой. И вдруг она сказала:

— А теперь нам надо позаботиться о том, чтобы как можно дольше оставаться в живых и успеть воспользоваться этой картой.

По возвращении мы обнаружили, что наши люди устроили небольшую баррикаду из обломков в коридоре и расселись во внутреннем дворе. Братья Сирильян перетягивали тетивы луков; Отави точил лезвие топора шершавым камнем, Пип и остальные чистили свое оружие. Над костерком в котле булькала похлебка.

Митрайк по-прежнему безмятежно храпел.

Наступила ночь. Луна была в первой фазе и светила слабо. Из джунглей, где тут и там помигивали многочисленные светлячки, доносились пугающие ночные звуки. Помрачневший Пип тревожно огляделся.

— Сдается мне, что Квотерволз не станет изображать из себя героя и не пойдет сюда в темноте, несмотря на ваш приказ.

— Но я же как раз и сказал ему, что, даже если у нас и возникнут неприятности, он ни в коем случае не должен идти на выручку ночью, — сказал я. — Это ни к чему хорошему не приведет. К тому же мы тут неплохо устроились, как в крепости.

Пип покачал головой.

— Вот чего я добился, напросившись в это путешествие, — пробормотал он, ни к кому в особенности не обращаясь. — И надо бы мне было послушаться моей дорогой мамочки. И заниматься себе мирным промыслом, как это делал папочка. А уж лучше него никто не срезал кошельки во всем Чипе.

Я не стал обращать внимание на его брюзжание, и мы с Джанелой вышли наружу узнать, что, там происходит. Мы внимательно осмотрели труп особенно здоровенной твари, распростертой у входа. Теперь, несмотря на свои размеры и по-прежнему сжатую в лапе массивную дубинку, чудовище не выглядело таким уж страшным. Более того, зрелище было жалким — глаза широко раскрыты в последнем изумлении, а губы искривлены болью. Несмотря на покатый лоб, лицо казалось таким беззащитным, человеческим, почти детским.

— Несчастное создание, — сказала Джанела. — Я бы так и не поверила в те истории, что слышала, — она содрогнулась, — если бы… если бы не увидела собственными глазами.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Согласно некоторым легендам, — сказала она, — именно в такие создания и превратились люди, что некогда жили в этом городе.

Эти слова меня потрясли, но я ничего не сказал, ожидая продолжения.

— Когда старейшины покинули Вакаан, — сказала она, — этот город стал первой линией обороны их нового царства. По крайней мере, так гласят мифы. Впрочем, это только моя догадка, что в легендах говорится именно об этом городе и гавани. Название этого места не сохранилось в памяти людей. Невзирая на то, что битвы и осады тут длились много лет.

Оставшиеся следы сражений и натолкнули Джанелу на догадку, что речь идет именно об этом городе. Она продолжила:

— Затем, в результате предательства внутри города, стены его были преодолены врагом. Всех жителей подвергли истреблению, за исключением немногих женщин.

Джанела указала на трупы.

— Видимо, это и есть их потомки.

— Что-то я не могу понять, как же это могло случиться, — сказал я, припоминая изящную фигурку танцовщицы и другие женские фигуры, которые я видел на сохранившихся фресках храма.

— Это всего лишь легенда, — сказала Джанела. — И ты вправе сомневаться. И мне было бы приятнее полагать, что прав ты. Но легенда гласит, что вражеский король призвал из другого мира чудовищ, которым отдал в любовницы оставшихся в живых женщин. Получившиеся в результате дети представляли из себя полулюдей-полузверей и были осуждены жить здесь все время на положении примитивных дикарей.

Я посмотрел на получеловека с жалостью и страхом. Если история, рассказанная Джанелой, была реальностью, а не мифом, и враг, который обрек на столь несчастную судьбу этот народ, был причиною неприятностей, обрушившихся на Ориссу и Вакаан, то наше путешествие представляло из себя нечто более важное, чем просто поиски приключений. И коли будет на то воля Тедейта, разгадку происходящего мы найдем в Королевствах Ночи.

Жук-светлячок проплыл в воздухе между мною и Джанелой, и этот слабый проблеск облегчил мои тревоги. Джанела резко вскинула руку и поймала жука, зажав его осторожно между ладонями. Она слегка их приоткрыла, и я разглядел слабое свечение внутри. Джанела наморщила лоб, и тут же морщины разгладились, словно ее осенило.

— Мне надо куда-то положить мою маленькую сестричку, — сказала она и устремилась обратно в коридор. Я последовал за ней.

Митрайк уже проснулся и, скорчившись у костра, запускал в котелок ложку. Я извлек из наших запасов бутылку бренди и поставил ее на камень рядом с ним.

— Вот и обещанная выпивка, — сказал я. — И я меняю ее на рассказ о том, кто ты такой и как ты здесь оказался.

Ухватившись за бутылку, Митрайк расхохотался.

— Какая может быть оплата за болтовню, добрый господин. Да вам и любой скажет, что старина Митрайк любит почесать язык, особенно о себе самом. — Он посмотрел на выпивку и улыбнулся еще шире. — Разумеется, этого хватит, чтобы лишь слегка смазать мои трубы. Но все равно, большое спасибо.

Он вылакал большую часть содержимого и отдал мне бутылку. Я отпил и передал Джанеле. Я заметил, как она сунула за голенище маленькую коробочку — должно быть, новый дом для жука. Теперь все ее внимание было обращено на Митрайка.

Она сразу разглядела в нем плута и сказала:

— А эта история не из разряда тех, которые начинаются словами: «Я попал в дурную компанию»?

Митрайк загоготал и хлопнул себя по колену.

— Именно это я и собирался сказать, моя госпожа, — сказал он. — Вы пришибли старину Митрайка с первого же удара.

Он еще выпил, затем вдруг посерьезнел и обратился ко мне:

— Но это правда. Тем моя история печальнее. Моя семья занималась торговлей в этих морях с тех времен, когда воды здесь было на слезинку в божьем глазу. Честные моряки, честные торговцы. И я был гордостью отца и матери. Я дослужился до капитана, и все шло к тому, чтобы заиметь мне собственное судно, подсчитывать себе доходы по праздникам и покупать всем выпивку в трактире.

Все мои люди подошли поближе. Они усмехались и качали головами, сопереживая Митрайку. Я видел, как они по очереди передавали свое оружие Джанеле, которая окропляла его магическим маслом и отдавала обратно. Пип стоял, дожидаясь своей очереди, и его большие уши ни слова не пропускали из истории нашего гостя.

Митрайк сделал здоровенный глоток и передал бутылку одному из Сирильянов.

— Так бы все оно и случилось, если бы не мой дурной нрав и не беспокойный характер, мое извечное проклятие. Я всегда вмешивался в чужие дела, полагая, что разбираюсь в них лучше других.

Я знавал людей такого типа. У меня у самого на службе состоял такой же капитан. И рассказанное дальше меня не удивило.