Отрядов было такое множество, что трепещущие знамена партикул уходили за горизонт. Алеклия, легко управляясь с высоким красавцем конем красной масти, вынужден был переезжать с места на место и вновь и вновь повторять свою речь.

– Воины Инфекта! Внемлите вашему Богу. Мои слова родились на небесах. Их начертали на звездном пути великие предки, которые восславили Авидронию легендарными подвигами. Они наказали мне: отомсти!

И говорю вам – это справедливая война. Ее развязали подлые иргамы. Они захотели завладеть вашим имуществом, решили поселиться в ваших жилищах, возжелали ваших красивых жен. И тогда поднялась в праведном гневе великая наша страна. И двинулась на врага!

И говорю вам: смойте позор кровью врага. Идите в бой смело и принесите ПОБЕДУ. Не жалейте жизни, ибо вы пришли сюда умереть. За Инфекта. За Грономфу и Сиреневые холмы. За наши города и селения. За Анкону, которая нас поит и кормит. За жен и детей. Восславьте Авидронию великим подвигом. И останетесь навеки в сердцах людей и писаниях тхелосов!

Вперед! Мы разобьем врага под Кадишем, и откроется дорога к Масилумусу – к логову зверя. Вас ждут наградные платки и золотые фалеры. А встретите Тхарихиба или Хавруша – несите их головы мне и получите в награду дворец. А тем, кто погибнет с мечом в руке, окажем величайшие почести!

Молитесь же к смерти, циниты! Будьте готовы встретить ее бесстрашно, как делали это ваши отцы и деды. Исполните волю авидронского народа. Исполните волю вашего Бога!

Молитесь к смерти!

Воины были потрясены. В этот решающий день – Алеклия вместе с ними, в одном строю. Он проделал многодневный путь, чтобы разделить судьбу своей армии. Какая великая честь погибнуть в сражении на глазах Инфекта!

ДозирЭ представилась возможность увидеть Божественного своими глазами. Каждое услышанное слово попадало прямо в сердце. И ДозирЭ вместе со всеми плакал, плакал, не стесняясь слез.

Когда Алеклия закончил говорить, его оглушил гром приветствия: «Эгоу, Алеклия!» Он было повернул дальше, но тут заметил Эгасса, возглавляющего свой строй, и направил красномастного иноходца прямо к нему. Мускулистый высокий конь, медно-красный в рассветных лучах, показался ДозирЭ таким же небожителем, как и его хозяин.

– Эгоу, мой храбрый друг, – с этими словами Инфект подъехал к военачальнику.

– Эгоу, Божественный!

Воины партикулы удивленно и радостно переглянулись.

– Вижу, что ты еще партикулис? Это странно. Твои подвиги давно сделали тебя достойным более высокого звания. В одном из лагерей создается новая пешая либера, в которой еще нет мудрого начальника…

– Я благодарен тебе, Алеклия. С радостью в сердце я каждый день вспоминаю о тех походах, когда мы были рядом, когда сражались плечом к плечу. В твоей воле сделать меня либерием. Любой твой приказ – для меня закон. Но поверь мне: я устал и уже ощущаю приближение старости. Мечтаю только об одном: поселиться в Грономфе и восхвалять на площадях или в Рестории твое славное имя. Лишь война с Иргамой – краткая отсрочка перед моим отпуском.

– Что ж, Эгасс, пусть будет так, – согласно кивнул головой Инфект, будто и не ожидал другого ответа. – По крайней мере, тебе полагается за службу дом в Грономфе. Когда выйдет срок, я лично займусь этим и подберу лучший. Эгоу, мой друг!

И Божественный удалился. Но прежде чем он это сделал, он протянул партикулису свою голубую церемониальную пику. Эгасс принял дар, повернулся к своим воинам и показал то, что держит в руке. Партикула грохнула тысячами голосов: «Эгоу, Алеклия!»

Поодаль от того места, где «молились к смерти» авидронские партикулы, расположился иргамовский лагерь. Он имел обычную «линейную» планировку и занимал площадь несоизмеримо большую, чем стоянка противника. Посередине лагеря возвышалась гигантская статуя Слепой Девы, отлитая из чистого золота, которую по настоянию Хавруша доставили на особой повозке из самого Масилумуса. «Присутствие священной статуи воодушевит наших воинов, – убеждал Верховный военачальник противников перемещения священной реликвии, – а ее близость к месту сражения, несомненно, позволит богине самым решительным образом повлиять на ход событий!»

Перед лагерем был насыпан высокий холм, на котором стояли на узорчатом дорманском ковре Хавруш и Тхарихиб в окружении военачальников, порученцев и телохранителей. В сотне шагов от холма выстроился конный отряд Синещитных – Дворцовая конница. Он состоял из тридцати тысяч отборных воинов, по большей части тяжеловооруженных, одетых и снаряженных, в отличие от многих других иргамовских отрядов, по единому образцу.

– Волноваться нет причин, мой брат! – сказал Хавруш, заметив бледность на лице интола. – Авидронов в три раза меньше, и они, бесспорно, проиграют сражение.

– Что там за крики? – спросил Тхарихиб, вслушиваясь в сильный неразборчивый шум тысяч человеческих голосов, идущий со стороны противника.

– Всё просто, Лучезарный, – отвечал Хавруш, – авидроны «молятся к смерти». Это кстати, ибо в ближайшее время большинству из них действительно придется умереть. Авидронов немного, и их возглавляет какой-то Лигур, который мало чем отличился и не выигрывал больших сражений.

– Твоя уверенность, Хавруш, внушает надежды. Но где же Алеклия? Почему он не принимает участие в этом сражении? Его многие считают талантливым полководцем.

– Алеклия прячется в Грономфе и молит своих Гномов о пощаде. Его партикулы пролили на нашей земле уже столько крови, что ему только и остается, что с ужасом думать о неизбежном возмездии.

Тхарихиб недоверчиво посмотрел на брата. Уж больно всё просто: Алеклия трус, армии авидронов малочисленны, исход предстоящего сражения не вызывает сомнений… Так ли это на самом деле? Интол в очередной раз пожалел, что поддался на уговоры Хидры, которая считала, что в решающий момент он должен быть вместе с армией. Остался бы в Масилумусе, сейчас бы пировал во дворце и в спокойствии и безопасности ожидал сведений с места сражения…

Хавруш выдержал взгляд брата. Пока еще интол не знал о прибытии в авидронский лагерь Алеклии, обо всех многочисленных пополнениях в стане противника. Конечно, этого нельзя было утаить вовсе, но Хавруш медлил до последнего, поскольку справедливо опасался, что Лучезарный, получив плохие новости, совершит какой-нибудь трусливый необдуманный поступок, и это в лучшем случае сильно подорвет боевой дух армии, а в худшем…

Еще только узнав, что Тхарихиб собирается сопровождать армию, он стал дни напролет убеждать его остаться. Но упрямый братец не поддался уговорам. Он сам, его семья и многочисленная свита присоединились к колоннам, выдвигающимся на Кадиш, и неожиданно явились для армии такой необычайной обузой, что Хавруш в отчаянии вырывал из носа волосок за волоском, сдерживая закипающий в сердце гнев. Четыреста дополнительных повозок, четыре тысячи человек, а еще все эти долгие остановки, пиры, бестолковые указы, подменяющие мудрые и своевременные распоряжения Верховного военачальника…