– Кстати: вы преднамеренно тогда завели разговор о «призраке»?

– Да. Но если бы вы мне не подвернулись, я, рано или поздно, подбросил бы эту приманку кому-нибудь другому. Кто-то должен был поверить в Безголового, а потом и увидеть его. Предвосхищая следующий вопрос, сразу отвечу: я не натравливал на вас Степана. Он окончательно слетел с катушек и этим только приблизил свой конец. Я имел право его убить – он становился слишком опасен. Его смерть мы планировали с самого начала – и это единственное убийство, которое я готов взять на себя. Только, Лариса, это не убийство – это очищение. С Дорошенко и Сизым та же история: они балласт, грязь, от которой необходимо избавляться.

– И вы сочли себя вправе вынести приговор?

– А вы разве не согласны, что на свете слишком много таких, как они?

Я вздохнула.

– Вам, Бондарь, надо лечиться.

– У меня будет для этого время, – уголок его рта дрогнул в улыбке. – Сейчас главное, что Лизу эта история не коснется. Пройдет полгода, завещание мужа вступит в силу, ей останется только дождаться меня. И она будет ждать. Когда я пытался удрать отсюда, бросив вас в подземелье, я первым делом поехал к ней. Мы все обсудили, а потом я вернулся и сдался органам… Извините, если повторюсь, но лучше бы вам ни с кем не делиться содержанием нашей беседы. Я не повторю ни единого слова… И на этом – все. – Он поднялся и с вызовом взглянул на меня. – Кажется, сказанного достаточно. Мне пора возвращаться в камеру.