— Что гарантирует ваше послушание, — добавил Ибэ, тоже поднимаясь.

— Вы взяли моего сына в заложники?! — Сано не верил своим ушам, хотя и не мог отрицать очевидное.

— Да, если хотите прямо, — подтвердил Ибэ.

— Папа? — позвал Масахиро.

Его горестный голосок дрожал от страха, он чувствовал — что-то не так, пусть даже не мог понять что. Сано впал в еще больший ужас: придется выбирать между справедливостью и жизнью сына. Теперь он был рад, что Рэйко тут нет. Может, в поместье главного старейшины Макино она в большей безопасности, чем дома.

Хирата вбежал в комнату во главе группы сыщиков и закричал:

— Отпустите сына моего господина!

Они с сыщиками обнажили мечи. Ибэ и Отани тоже. Солдаты столпились в дверях, доставая оружие. В комнате стало тихо, если не считать частого, хриплого дыхания. В воздухе сгустилась враждебность. Масахиро смотрел на всех широко раскрытыми глазами. У него перехватило горло, он храбро старался не заплакать. Сано стоял, парализованный страхом, положив руку на эфес. Отани и Ибэ смотрели с угрозой. Сано понял: они настолько серьезны в своем намерении сломить его, что рискнут сражаться. И если он не хочет устроить в доме бойню — в которой могут случайно поранить или убить Масахиро, — придется сдаться.

— Опустите мечи, — сказал Сано, убирая руку с эфеса.

Лязгнул металл — мечи перекочевали в ножны. Сано ощутил, как спало напряжение, словно два человека, натянувшие между собой веревку, чуть ослабили хватку, но не отпустили совсем. Триумф отразился на лицах зачинщиков. Сано увидел в глазах своих людей унижение. Еще он понял, что хотя масштаб расследования возрос, охватив два убийства, сторожевые псы серьезно подорвали его шансы раскрыть хотя бы одно.

— Мудрое решение, сёсакан-сама, — одобрил Отани. — Нам действительно не хотелось бы причинять вам вред. А вам бы не хотелось узнать, что случится с вашим сыном, вздумай вы сопротивляться.

— Ты и правда намерен покориться Отани с Ибэ? — спросил Хирата удивленно. Он никогда не видел, чтобы Сано действовал кому-то в угоду, но из опыта знал: ради близких можно преступить даже законы чести.

— А что я могу сделать, пока они держат в заложниках моего сына? — с горьким отвращением сказал Сано.

Они стояли в конюшне, куда Сано отправился за лошадью, пока Отани и Ибэ ждали его за воротами. Сано незаметно дал знак Хирате, чтобы тот следовал за ним. Чуть погодя Хирата проскользнул мимо солдат, занявших поместье, и присоединился к господину. Лошади фыркали и жевали корм, помощники конюха выгребали навоз из стойла, а конюх седлал лошадь для Сано.

— Теперь я лучше понимаю то, что ты сделал на острове Короля Дракона, — признался Сано.

Хирату вовсе не радовало, что его господин попал в то же положение, которое привело к краху его самого. Он не хотел, чтобы Сано себя компрометировал. Он рассчитывал, что его господин сохранит честь самурая.

— У меня связаны руки, — признал поражение Сано, но в его глазах появился лукавый блеск. — А у тебя нет.

Хирата почувствовал, как возрождается надежда, которую он считал потерянной.

— Тебя официально отстранили от расследования, — продолжил Сано. — За тобой никто не наблюдает. Ты можешь идти туда, куда нет хода мне, и говорить с тем, с кем не могу я. Мне надо, чтобы ты побольше разузнал о Кохэйдзи и Тамуре. Посмотри, не связаны ли они с убийством Даемона. Сам я не смогу, потому что Отани с Ибэ ходят за мной по пятам и готовы взяться за моего сына, если я сделаю хоть шаг в сторону. Так что приказываю тебе действовать от моего имени.

Хирата возликовал. Вот он, новый шанс раскрыть преступление и искупить прошлые грехи. Убийство Даемона имело не только плохие последствия. Хирата подавил радостное восклицание. Серьезно поклонившись, он пообещал:

— Я буду стараться изо всех сил.

— Действуй как можно осторожнее, — предупредил Сано. — Чтобы Отани с Ибэ ни о чем не догадались.

— Да, сёсакан-сама. — Хирата понимал, какая ответственность на него ложится. Теперь на карту поставлена не просто его жизнь и репутация, но благополучие сына его господина. — Но что, если я найду улики против Тамуры или Кохэйдзи — или против одной из фракций? Ибэ с Отани это не понравится.

— Давай просто делать свое дело и не терять надежду, что все как-нибудь устроится.

Хирата видел, что Сано не испытывал особого оптимизма. Как и сам Хирата. Но у него снова появился шанс. И он его не упустит.

Когда Хирата добрался до театрального квартала, там уже вовсю кипела работа. Он ехал по Сару-вака-то в широкополой соломенной шляпе, надвинутой на лицо, одетый в простое кимоно, скрывавшее его статус. Барабанщики в деревянных башнях сзывали театралов на пьесы. Люди, прихватив одеяла, чтобы не замерзнуть, стекались в здания. Веселая музыка и трепещущие флаги расцвечивали холодное серое утро. Лавочники вели оживленную торговлю горячим чаем и жареными каштанами. Но Хирата заметил, что толпа значительно поредела — не было самураев, которых мобилизовали на предстоящую битву канцлера Янагисавы с властителем Мацудайрой. Издалека доносился бой военных барабанов, перекликающийся с дробью в башнях. Опасность, витающая в воздухе, усиливала важность миссии, возложенной на Хирату. Он спешился возле театра Накамура-дза, привязал лошадь, купил билет и вошел в дверь под громадной афишей с изображением Кохэйдзи.

Внутри почти не было людей, на сцене — никого, не считая музыкантов, которые настраивали инструменты: пьеса запаздывала. Тем лучше, подумал Хирата, можно поймать Кохэйдзи сейчас, а не ждать до конца спектакля. Хирата до сих пор не считал актера главным подозреваемым, но Сано приказал допросить его заново, а Хирате было что обсудить с Кохэйдзи.

Хирата забрался на помост, соединявший сцену с залом, прошел мимо рядов сидячих мест к занавешенной двери в глубине. Откинул занавеску и оказался в коридоре, где выстроились актеры в ожидании своего выхода. Идя по коридору, Хирата заглядывал в комнаты; там тоже суетились актеры, слуги поправляли им костюмы и грим. В основном актеры изображали куртизанок в кричащих нарядах и важных самураев. Хирата подошел к последней двери длинного коридора. Изнутри доносились мужской надсадный хрип и женские стоны. Хирата поднял занавеску, прикрывавшую вход.

Каморку загромождали костюмы на деревянных вешалках, туалетный столик с зеркалом и театральные реквизиты. На футоне в углу лежал Кохэйдзи с задранным кимоно и спущенными штанами. Под ним на собственных спутанных волосах и ярких одеждах распростерлась нагая женщина. Актер задыхался, она закусила тряпку, чтобы заглушить стоны. Хирата прочистил горло. Любовники повернули к нему головы, и похоть на их лицах сменилась страхом. Женщина пискнула.

— Кто вы? — воскликнул Кохэйдзи, вскакивая на ноги; его глаза под зачерненными бровями сверкали на фоне белой пудры, нарумяненных щек и красных губ. — Как вы посмели сюда врываться?!

Женщина поспешно накинула одежду и выбежала. Хирата сдвинул шляпу на затылок.