«Как ты поступишь, поняв, что умираешь? Смиришься с неизбежным, как все прочие смертные и все настоящие ведьмы, и умрешь достойно? Поднимешь хулу на богов, создавших тебя женщиной и тем отрезавших тебе путь к спасению? Проклянешь магистров, не сумевших тебе помочь?»

В любом случае ее смерть положит конец эпохе, которую он, Коливар, будет оплакивать.

Он снова лег, зарывшись лицом в ее косы, и дал прохладному бризу убаюкать себя.

Камала могла бы не воровать эту сохнущую на веревке шерстяную рубаху. Могла бы наколдовать себе что-нибудь не хуже.

Но роль воровки была ей знакома лучше, чем роль колдуньи. Смерть магистра со шрамом до сих пор преследовала ее. Ей снова и снова снилось, как он падает, как наполняются ужасом его глаза. Она чувствовала на губах его отчаяние, когда он осознавал, что магия, в которой он сейчас нуждался, как никогда, изменила ему.

Он ударялся оземь, и она просыпалась, дрожа всем телом.

Воровство, если вести себя осторожно, обходится гораздо дешевле. Она подрастеряла навыки, пока жила у Итануса, но недаром же говорят, что конокрадству, как и умению ездить верхом, разучиться нельзя. Всего одна ночь, проведенная под бельевыми веревками, снабдила ее крестьянской одежей – мужской, разумеется. Одинокой женщине на большой дороге лучше не появляться, да и в других местах тоже.

Изодрав эту последнюю рубашку на полосы, Камала перебинтовала себе грудь, волосы убрала под шапку и стала невзрачным пареньком в чиненой-перечиненной одежонке. Ей посчастливилось найти нож, воткнутый кем-то в поваленное дерево, а с подоконника она стащила остывавшую там ковригу. Хлеб показался ей вкуснее всех яств, что подавались в башне Саврези. Славная пища. Честно смолот, честно испечен, честно украден.

Магией она не пользовалась. Совсем. При одной мысли об этом ее кожа покрывалась мурашками. Любое чары способны снова бросить ее во мрак, и она умрет, если не найдет другого консорта. Итанус заверил ее, что после Первого Перехода это происходит как бы само собой – всякий магистр, не имеющий нужной для этого силы воли, не выжил бы в самом начале, – но в глубине души Камалы, там, где тараканами копошатся всякие страхи, таилось сомнение. Повторные Переходы, говорил Итанус, совершаются быстро и безболезненно по сравнению с первым. Но разве сам он не бросил пост королевского советника после того, что ему пришлось пережить? Разве не внушал ей, что лучше не доводить до Перехода, будучи окруженным врагами… и не добавлял, что выбрать удачное время почти невозможно?

Теперь она поняла это на собственном опыте – так, как никогда не усвоила бы с чужих слов. Переход по природе своей застает магистра в миг, когда тот нуждается в Силе больше всего. Чем сильнее нужда, чем больше расходуется атра, тем больше риск, что консорт иссякнет именно в это мгновение, оставив магистра беспомощным.

Она снова вздрогнула, вспомнив ужас в глазах падающего магистра.

Неудивительно, что многие чародеи распоряжаются атрой, будто скупцы. Неудивительно, что они ищут себе смертных покровителей, чтобы те обеспечивали их повседневные нужды в обмен на весьма экономные чары. Приворотное зелье для короля, который в награду выстроит тебе замок, требует куда меньших усилий, чем самостоятельная постройка такого замка… а значит, и риска меньше. Есть такие магистры, которые и вовсе живут отшельниками вне населенных человеком земель. Итанус тоже когда-то выбрал такую долю. Они меняют власть на покой и доят своих консортов нежно, мало-помалу… не потому, что дорожат их жизнью, а потому, что тщательно выбирают время для их умирания.

Слишком о многом надо подумать, слишком со многим освоиться. Проще пока не чародействовать и тем обойти этот опасный вопрос.

Подогнав по себе новую одежду, поглядевшись в пруд и оставшись довольна увиденным, она забралась в груженную тюками шерсти повозку – возница был сильно пьян и ничего не заметил. Расположившись на мягком, пахнущем овцами грузе не хуже, чем восточный паша на шелковых подушках, она доела краденый хлеб.

«А ведь и ты могла бы стать богатой, – вспомнилось ей. – Могла бы стать кем угодно, если б не боялась расходовать Силу».

Но об этом ей сейчас не хотелось думать. Хорошо бы отдохнуть, не засыпая, чтобы ничего не приснилось.

– Говорят, это Угасание.

Голос достиг ее слуха сквозь рыночный гам, и она замерла, отыскивая, от кого он исходит.

Повозка привезла ее на маленькую, но людную площадь, служившую, видимо, рынком для всех окрестных селений. Но как называется этот городок? Вопреки благим намерениям она проспала всю дорогу – попробуй теперь разберись, как долго они ехали и сколько раз поворачивали. Она едва успела незаметно вылезти из телеги.

Немного магии, и ты будешь знать, где находишься, – прошептал внутренний голос, но Камала не вняла ему.

Ее привлекло кое-что поважнее – слова, долетевшие до нее по теплому воздуху, точно ей и предназначались. Взгляд Камалы упал на двух женщин, одетых в грубую, но добротную шерсть, – они стояли у тележки фруктовщика. Голос одной из них походил на тот, что она слышала раньше, но речь ее Камала разбирала теперь с пятого на десятое. Девушка стала пробираться в ту сторону. Немного магии, и тебя никто не увидит, – прошептал тот же надоеда внутри. Камала насторожила слух, вылавливая их разговор среди общего шума.

– Ни один лекарь ей не может помочь, – говорила одна, бледная, с осунувшимся от горя лицом. – А дерут они за свои показные старания будь здоров.

– Толку-то, – отвечала другая. – Точно они из собственной задницы эти зелья цедят.

– Вот-вот. От последнего ей только хуже сделалось.

– А ведьм ты не пробовала?

До Камалы донесся тяжкий вздох.

– У нас столько денег нету, сколько они хотят. За жизнь платить надо, говорят они. И потом, если это Угасание, что они могут?

У Камалы часто забилось сердце. Угасание. Значит, та, о ком они говорят, консорт одного из магистров – быть может, ее консорт? Здравый смысл подсказывал, что вероятность этого очень мала… но в мире не так уж много магистров. Ничего невозможного тут нет.

Каково это – заглянуть в глаза человека, чью атру крадешь, узнать его в лицо и по имени? Эта мысль вызывала в ней странный трепет. Итанус предостерегал ее против таких попыток, но предостережения мастера зачастую отражали его собственные слабые стороны. Если же это не ее консорт, она обретет ключ к Силе другого магистра. Этим определенно стоит заняться.

Камала, набрав воздуха, приблизилась к женщинам и стала ждать, когда те заметят ее. Они заметили, и она, стараясь говорить мальчишеским голосом, сказала:

– Простите, я ненароком услышал, о чем вы тут говорили. Я мог бы помочь.

Женщины смерили недоверчивым взглядом ее пыльную шапку и залатанную рубашку. Какой помощи можно ждать от такого оборвыша?