Началом послужило похищение в феврале 2012 года двухлетнего Мейсона Мелвила в парке Шелтона, графство Фэрфилд. Его тело нашли почти через три месяца около пруда в Уотербери, другом городке в Коннектикуте.

В ноябре 2012-го исчез четырехлетний Калеб Коффин, игравший в беседке родительского сада в Уолтхэме, Массачусетс. Труп через три месяца нашли гуляющие в болотистом районе Белых гор.

Похищение в июле 2013 года поставило всех на уши: Томаса Штурма похитили на Лонг-Айленде глубокой ночью из дома его отца, немецкого архитектора Матиаса Штурма, мужа известной ведущей телеканала ZDF. В Германии это дело было у всех на устах. В какой-то момент под подозрение попал отец ребенка, потому что супруги находились в процессе сложного развода. Немецкие таблоиды во главе с «Бильд» как с цепи сорвались: они уничтожали Штурма, множа скандальные разоблачения его частной жизни. Архитектор даже попал на короткое время за решетку, но потом, в начале осени, тело Томаса было найдено близ озера Сенека в штате Нью-Йорк. Тогда «Шпигель», вдохновившись поэмой Гёте, и прозвал загадочного хищника Erlkonig – Лесным царем.

Четвертая трагедия разразилась в марте 2012-го в парке Чикопи, Массачусетс, где пропал маленький Дэниел Рассел, чья нянька ненадолго ослабила бдительность. Тело нашли через три недели в соленых болотах Олд-Сейбрука, лечебного курорта в Коннектикуте.

Потом… ничего. С лета 2014 года Лесной царь не давал о себе знать.

2

Маделин отпила еще черного пуэра со вкусом лотоса, который придавал ей сил с момента пробуждения. Было шесть утра. В салоне «Бридж Клаб» появились люди. Большой камин как магнит притягивал ранних пташек, застывавших перед танцевавшим в очаге пламенем.

Массируя себе виски, Маделин напрягала память. В последние годы ее службы в Нью-Йорке пресса не оставляла тему Лесного царя, но у нее остались о той волне убийств только смутные воспоминания: она продолжалась два года, связь между эпизодами была осознана не сразу. Отдел, где работала Маделин, не был задействован в расследовании…

Но уже тогда ее насторожило одно обстоятельство, присущее преступлениям этого типа: тела всех четырех жертв остались нетронутыми. Ни изнасилования, ни следов дурного обращения, ни специфических инсценировок. Согласно отчетам паталогоанатомов, лежавшим теперь перед ней, похитители хороши кормили своих жертв. Тела были чистыми, надушенными, ухоженными, волосы постриженными, одежда стираной. Смерть во всех случаях не была мучительной, ее вызывала передозировка лекарств. Этот вывод не делал само убийство менее отвратительным, а только затруднял осмысление содеянного.

Читая досье, Маделин догадывалась, что все криминологи, психиатры и прочие эксперты ФБР обломали зубы, напрасно силясь опознать и задержать психопата. В том, что Лесной царь уже два года воздерживался от убийств, не было ни капли их заслуги.

Еще глоток чая, попытки устроиться в кресле поудобнее, чтобы не мучили спазмы в животе. Бездействию серийного убийцы обычно не приходилось искать много объяснений. Чаще всего причиной были либо смерть, либо тюремное заключение по другим обвинениям. Обстояло ли дело таким же образом и здесь?

Еще больше ей не давал покоя другой вопрос. Какова связь между делом Лесного царя и похищением Джулиана Лоренца? Раз Шон завладел этим уникальным досье, значит, Адриано Сотомайор, по его мнению, считал Лесного царя возможным похитителем его сына. Правда, ни один документ этого предположения не подтверждал. Ни в одной статье из досье малышу Джулиану не было посвящено даже словечка.

Несмотря на примерное совпадение дат, оставалось непонятно, из чего исходил полицейский, когда делал вывод, что Джулиан мог оказаться пятой жертвой убийцы. И почему тело так и не нашли?

Вопросы накапливались, объяснение даже не брезжило. В голове Маделин вырос густой лес из вопросительных знаков, заколдованный лабиринт, в котором она тщетно искала нить Ариадны. Пока что понять что-либо было совершенно невозможно. Лоренц плохо соображал от горя, Сотомайор был скромным сотрудником, дослужившимся всего лишь до лейтенантского звания, и его горизонт был недалеким. Эта история вскружила ему голову, он разглядел в поиске следа серийного убийца на бумаге возможность выйти на похитителя Лоренца-младшего.

В мыслях она не отвергала даже самые невероятные версии. Что, если Беатрис Муньос была Лесным царем? A priori это не было абсурдом. Даты убийств могли совпадать, но проверить версию Маделин не могла. Переходя от одного соображения к другому, она припомнила одно из предположений Кутанса и попробовала его уточнить на основании того, что поняла недавно: вдруг самого Сотомайора тоже убил Лесной царь? Нет, это уже слишком! Она пыталась решить уравнение со слишком большим количеством неизвестных. Но отступать было не в ее правилах, и она решила рыть дальше.

3

Маделин схватила телефон и нашла в Интернете ту статью в «Шпигель», где убийцу впервые назвали Erlkonig. При помощи переводчика Гугл и своих давних, еще школьных, познаний в немецком она перевела статью, представлявшую собой короткое интервью с Карлом Деплером, бывшим следователем из Мюнхена. К нему часто обращались за разъяснениями по разным делам журналисты.

Работая с другими источниками, Маделин наткнулась на гораздо более подробную и любопытную статью в ежедневной Die Welt: дискуссию Деплера и некоего профессора немецкой культуры. Это был захватывающий спор, выявивший аналогии между образом действий американского убийцы и фигурой Erlkonig в немецком фольклоре.

Сам этот термин изобрел не Гёте, но его поэма, сочиненная в конце XVIII века, сделала Лесного царя чрезвычайно популярным. В газете воспроизводились сильные, волнующие отрывки из этого произведения, где отец и малолетний сын преодолевают густую сумрачную лесную чащу, опасную территорию, где властвует неведомое грозное существо.

В тексте поэмы переплетались два диалога. Маленький мальчик боится чудища, отец тщетно пытается его успокоить. Потом Царь пытается заманить беззащитное дитя в свои сети. Сначала он старается его приласкать, потом переходит к угрозам, проявляя всю свою безжалостность:

Видя, что сын в панике, отец пускает коня галопом, чтобы скорее унестись из гибельной чащобы. Но завершение поэмы не оставляет сомнений в печальной участи ребенка:

Это произведение служило источником вдохновения для многих творцов – Шуберт сочинил по его мотивам знаменитую Lied[72]. Но в данном случае гораздо важнее было то, что мощно звучащий в нем мотив рокового нападения и похищения стал основой для трудов многих психологов и психиатров в ХХ веке. Для некоторых поэма была прозрачной метафорой изнасилования. Другие усматривали в ней двойственность отцовского образа, то сулящего защиту, то грозящего муками.