Франсуаза постепенно успокоилась, дыхание ее стало ровнее. Она высморкалась и еще теснее приникла к Мадлен.

— Я так рада, что ты приехала. Мне было трудно бороться одной! Господи, хоть бы Патрик ничего не узнал…

— Откуда же?

— Не знаю… Но если это случится, он придет в ужас и с отвращением отшатнется от нас, как от зачумленных…

Обе помолчали. Мадлен курила. Франсуаза задумчиво смотрела в окно.

— Знаешь, Маду, с прошлого твоего приезда у меня были и радости и огорчения… В голове все перепуталось, и я еще не могу разобраться… У меня такое чувство, будто раньше время едва плелось, а теперь несется во весь опор… Мне приходится много работать. Я непременно хочу сдать экзамен по русскому языку и уговорила Мирей Борделе брать вместе со мной частные уроки у Козлова. Мы платим ему пополам, занимаемся у нас по вторникам и пятницам. Папа очень доволен. За один час мы узнаем больше, чем за неделю занятий в институте! Козлов такой образованный, так тонко все понимает! И кажется, мы становимся друзьями.

— Вот как?

Не показывая своего удивления, Мадлен улыбнулась с выражением живого интереса.

— Позавчера после занятий мы с ним зашли посидеть в кафе «Два Маго». Мы очень увлеклись разговором, и вдруг на меня что-то нашло — я обо всем ему рассказала!

— О чем?

— Насчет Жан-Марка и Кароль.

— Не может быть! — прошептала ошеломленная Мадлен.

— Да, все рассказала.

Мадлен тоже усомнилась, Франсуаза ли перед ней. Или целый год пролетел за одну минуту?

— И знаешь, он реагировал в точности как ты, — продолжала Франсуаза.

— Ну, вот видишь!..

— Я рассказала ему и о Патрике… Это нехорошо?

— Нет, отчего же?

Справившись с изумлением, Мадлен удовлетворенно отметила, что Франсуаза уже как будто забыла о своих страхах. Молодежь наделена поразительной способностью выбираться из тьмы отчаяния. Ее жизнелюбие всегда побеждает, подобно пламени, прорывающемуся сквозь клубы черного дыма. Гладя племянницу по волосам, Мадлен сказала:

— Ты молодец, что изменила прическу и перестала презирать косметику! Глаза у тебя стали еще красивее. Ты удивительно похорошела, Франсуаза! Это Патрик тебе посоветовал?

— Ну что ты!

— А что он сказал?

— Он даже не заметил! Он ничего не видит или не хочет видеть! Он только и думает о занятиях, карьере да еще сколько он будет зарабатывать и сколько сможет откладывать ежемесячно. Это не человек, а бюро профессиональной ориентации!

Франсуаза задумалась, нахмурив брови, и добавила тихо:

— Как странно, Маду: мне с ним стало скучно! Он, может быть, и умен, но не слишком тонок…

Мадлен обрадовалась. Ее уже давно подмывало открыть Франсуазе глаза на безнадежную серость Патрика. Еще несколько мгновений, и от бедного малого ничего не останется.

— Как это печально! — продолжала Франсуаза. — А ведь я не сомневалась, что мы с Патриком созданы друг для друга. Теперь я уже не уверена, стоит ли мне выходить за него замуж!

— Если не уверена, значит, не стоит.

— А как же обещание, которое я дала?

— Ничего не поделаешь, дорогая. Лучше сейчас расстаться, чем потом быть несчастными из-за того только, что когда-то вы решили пожениться. А теперь я могу признаться: твой Патрик с самого начала мне не понравился! Жизнь с ним была бы для тебя несчастьем. Поверь мне, уже от одного общения с ним ты стала тускнеть.

— По-твоему, я должна порвать с ним?

— Говоря откровенно — да.

— Для Патрика это будет полной неожиданностью. Он очень огорчится. Я постараюсь сохранить с ним хотя бы дружбу…

— Да, конечно…

— Хотя, наверное, он будет переживать меньше, чем я воображаю. Когда он перестанет встречаться со мной, у него останется больше времени для зубрежки. А ведь главное для него — сдать экзамены. Подумать только, я была влюблена в него! Сейчас в это невозможно поверить.

— Тебе только казалось, что ты влюблена, Франсуаза, настоящего чувства у тебя и в помине не было! И теперь не торопись влюбляться.

— Да что ты! Мне вовсе не до этого!

— А твой преподаватель русского языка? — Мадлен лукаво взглянула на племянницу.

Закинув голову, Франсуаза громко рассмеялась.

— Козлов? Ты с ума сошла, Маду! Да ты знаешь, сколько ему лет? Уже тридцать два!.. Я очень горжусь тем, что он дружески ко мне относится и охотно болтает со мной после занятий, но разве это значит, что я ему нравлюсь?.. Ничуть! Кстати говоря, я вовсе не хотела бы этого!.. Это было бы просто смешно!..

Оживление Франсуазы вдруг исчезло, и она загрустила, словно все ее тревоги опять обступили ее.

— Ах, Маду, если бы ты знала, как мне трудно! Я хотела бы жить с тобой в Туке. Здесь все так уродливо, фальшиво, все причиняет мне боль. Как подумаю, что сегодня я снова сяду за стол рядом с Кароль!.. Хоть бы ты пришла к нам обедать!

Мадлен отказалась: сейчас лучше быть в стороне от всех них, чтобы сохранить свободу действий.

— Тогда давай пообедаем где-нибудь вдвоем, — предложила Франсуаза.

— Нет, — ответила Мадлен. — Ты должна идти домой, должна быть по-прежнему приветливой и естественной в присутствии отца… Никто не должен знать, что мы с тобой виделись.

— Кароль узнает от Жан-Марка.

— А может быть, и нет.

— Ты думаешь, он от нее скроет? — с надеждой спросила Франсуаза.

— Меня бы это не удивило. Ну, а теперь помоги мне разобрать чемодан.

Без десяти восемь Мадлен выпроводила Франсуазу, предварительно договорившись встретиться с ней на следующий день. Затем она отправилась обедать в ближайший ресторан.

* * *

Не взглянув даже на меню, которое ей протянул метрдотель, Мадлен сказала:

— Дайте мне балтийскую сельдь, кислую капусту и пива.

Метрдотель улыбнулся. Неужели узнал ее? Вряд ли! Прежде она часто бывала в ресторане «Липп» сначала с Юбером, а потом одна. Ничто тут не изменилось. Ни обстановка, ни официанты. Мадлен закурила и сквозь дымок сигареты стала рассматривать залитый ярким светом зал семидесятых годов прошлого столетия, разноцветные фаянсовые плиты облицовки, высокие и мутноватые, как водная глубь зеркала, панели красного дерева. С обеих сторон она чувствовала локти соседей. После всех волнений Мадлен отдыхала среди посторонних людей, которым от нее ровно ничего не нужно. А между тем то одно, то другое лицо казалось ей знакомым. Этот похож на антиквара-венгра с улицы Жакоб. Конечно, он и есть! Здорово постарел! А там подальше мужчина в очках. Кажется, известный журналист. Как его имя? Как будто… Нет, забыла. Один посетитель рисовал что-то в записной книжке. Наверное, художник… За столиком напротив светловолосая женщина, быстро управившись с сардельками в остром соусе, подкрашивала губы; ее муж ел спагетти, изо рта у него бахромой свисали белые нити, двое серьезных на вид мужчин с аппетитом поглощали классическое рагу из телятины…