— Сдается мне, ты именно этим сейчас и занимаешься.

Удачно сменив тему, Райм подъехал к Пуласки и Куперу, пытавшимся отыскать отпечатки на мотке проволоки из мастерской флористки. Райм надеялся, что Часовщик не смог размотать металлические нити в перчатках и потому вынужден был освободить руки. Его надежды не оправдались.

Райм слышал, как открылась дверь, и мгновение спустя в лабораторию вошла Амелия. Сняла кожаную куртку и рассеянно бросила ее на стул. Она была как-то странно и мрачно задумчива, на лице отсутствовала привычная улыбка.

Она поприветствовала присутствующих кивком и спросила:

— Что-нибудь новенькое?

— Пока ничего.

Амелия взглянула на схему, которую Рон Пуласки составил по делу Крили. Но Райм заметил, что она ничего не видит и думает о чем-то своем. Повернувшись к Рону, она сказала:

— Рон, детектив, занимавшийся делом Сарковски, сообщил мне, что до него доходили слухи о каких-то деньгах, которые получали наши друзья по «Сент-Джеймсу» из сто восемнадцатого. И о какой-то связи с Мэрилендом. Нам нужно найти их, найти деньги и установить имена. Мне кажется, здесь чувствуется рука балтиморской мафии.

— Мафии?

— Я надеюсь, ты понимаешь, что значит это слово.

— Извини.

— Выясни, пожалуйста, действует ли кто-то из балтиморских группировок в Нью-Йорке. А также попробуй установить, имелись ли у Крили, Сарковски или у кого-то из сто восемнадцатого какая-нибудь недвижимость или бизнес в Мэриленде.

— Я заеду в участок и…

— Нет, просто позвони. Не хочу, чтобы они знали твое имя.

— Лучше подобные вопросы прояснять лично. Я мог бы…

— Лучше делать, — произнесла она резко, — то, что я тебе говорю.

— Ладно. — Он поднял руки в знак полного повиновения.

— Эге, вижу, твой стиль передается и твоим подчиненным, Линк, — проговорил со своего места Селлитто.

Амелия сжала губы. Но мгновение спустя сдалась.

— Так будет безопаснее, Рон, — сказала она. Извинение в стиле Линкольна Райма, то есть почти и не извинение вовсе, но Рон его принял.

— Да, конечно.

Амелия отвернулась от досок.

— Мне нужно поговорить с тобой, Райм. Наедине. — Взгляд в сторону Бейкера. — Не возражаете?

Он покачал головой:

— Нисколько. Меня ждут еще несколько дел. — Он натянул пальто. — Я буду в центре на случай, если вдруг понадоблюсь.

— Ну что? — тихо спросил Райм Амелию.

— Нет, наверху. Наедине.

Райм кивнул:

— Хорошо.

Что же все-таки происходит?

Амелия и Райм поднялись на крошечном лифте на второй этаж, Райм проехал в спальню, Амелия следовала за ним.

Войдя в комнату, она сразу уселась за компьютер и начала с каким-то непонятным неистовством барабанить по клавиатуре.

— Что случилось? — спросил Райм.

— Подожди минутку. — Амелия просматривала какие-то документы.

Райм внимательно наблюдал за ней и уже отметил две особенности: во-первых, она постоянно нервно почесывала голову, впиваясь ногтем в кожу, и на пальце у нее уже была кровь. Во-вторых, он был почти уверен, что до прихода к нему она плакала. Что случалось всего лишь дважды или трижды за время их знакомства.

Амелия печатала все быстрее, страницы пролетали мгновенно, он даже не успевал разобрать, что на них написано.

Это его раздражало. И беспокоило. Наконец, не в состоянии больше ждать, Райм произнес:

— Ну, говори, что там у тебя.

Она не отрываясь смотрела на экран и качала головой. Затем повернулась к нему:

— Мой отец… он такой же продажный коп, как и они…

У нее перехватило дыхание.

Райм подъехал ближе, а Амелия снова перевела взгляд на документы на экране. Теперь Райм видел, что перед ним газетные статьи.

Она вся напряглась.

— Он брал взятки, — прошептала Амелия.

— Не может быть! — Райм не знал Германа Сакса, умершего от рака еще до того, как они с Амелией встретились. В его жилах текла кровь потомственных полицейских. Его отец Генрих Сакс эмигрировал из Германии в 1937-м вместе с отцом своей невесты, детективом берлинской полиции. Получив американское гражданство, Генрих поступил на службу в нью-йоркскую полицию.

Райм просто не мог представить себе, что кто-то в семействе Саксов мог быть продажным полицейским.

— Я только что беседовала с детективом, занимавшимся делом, связанным с «Сент-Джеймсом». Он работал с отцом. В конце семидесятых в полиции был большой скандал. Вымогательства, взятки, даже нападения. С десяток полицейских и детективов были арестованы. Их называли «клуб Шестнадцатой авеню».

— Да, конечно, я очень хорошо помню.

— Я была тогда совсем ребенком. — Голос ее задрожал. — И ничего не слышала об этом деле, даже после того как поступила на работу в полицию. Мать и отец никогда ни о чем подобном не упоминали. Но он был одним из них.

— Амелия, я не могу поверить. Ты спрашивала у матери?

Она кивнула.

— Мать ответила мне, что ничего серьезного не было. Несколько арестованных полицейских стали называть имена, чтобы выбить себе поблажку у прокурора.

— Да, такое часто случается в подобных ситуациях. Все подставляют всех, даже невинных. А потом все проясняется.

— Нет, Райм. Не все. Я зашла в архив отдела внутренней безопасности и отыскала то дело. Они были убеждены в его виновности. Двое полицейских, замешанных в этой истории, сообщили под присягой, что видели, как отец оказывал давление на владельцев магазинов и прикрывал бандитов и даже способствовал исчезновению документов и улик по некоторым очень важным делам по бруклинским группировкам.

— Не более чем слухи.

— Отнюдь, реальные факты, — отрезала она. — У них были реальные доказательства. Его отпечатки на банкнотах. И на незарегистрированном оружии, которое он прятал в гараже. — Амелия перешла на шепот. — Баллистическая экспертиза установила, что одна из винтовок использовалась в ходе нападения за год до расследования. Райм, представь, мой отец прятал оружие, использовавшееся преступниками. И все это есть в его деле. Я видела отчет криминалиста, исследовавшего отпечатки. Я видела сами отпечатки.

Райм молчал. Наконец после долгой паузы он спросил:

— Ну и как ему удалось выпутаться?

Амелия рассмеялась мрачным смехом:

— Здесь-то и кроется вся странность, Райм. Эксперты, обследовавшие место преступления, все запороли. Бланки описи вещественных доказательств были заполнены неверно, и его адвокат на слушаниях отверг улики как не заслуживающие доверия.