«Это было бы сильно, если бы оказалось, чтоБейбарсов устроился работать на железную дорогу!» – подумала Таня. Ей, с еебуйным воображением, живо представился Глеб, который идет вдоль вагонов ипростукивает молоточком колеса.

Пока Таня соображала, как ей поступить:стучать в будку или нет, шлагбаум толчками опустился. Из будки вышла немолодаяполная женщина в оранжевом жилете и с сигнальными флажками в руке. У нее былодоброе круглое лицо с красными веками и мягким, похожим на второй воротникподбородком.

Через минуту из-за поворота лениво вытащилсяпорожний товарняк. Проводив поезд, женщина дождалась, пока шлагбаум подниметсяи повернулась, собираясь уйти.

– Погодите! – крикнула Таня.

Женщина остановилась и, грузно повернувшись,посмотрела на нее с высокого крыльца. Было заметно, что у ее будки не каждыйдень появляются девицы с толстой коркой льда на одежде и с контрабасом в руке.

– Издалека?

– Издалека, – отвечала Таня.

– Кто ж по такому морозу шастает? Лицо-тоснегом потри! Да поэнергичнее, не жалей! – посоветовала женщина.

– Зачем? – не поняла Таня.

– Так не покупное ж… Пригодится еще, –резонно ответила женщина.

Таня послушно растерла лицо снегом, судивлением обнаружив, что кожа ничего не ощущает. Сообразив, что это означает,Таня испугалась и стала тереть лицо втрое энергичнее. Женщина продолжала стоятьна крыльце, наблюдая за ней.

– Не потерялся нос-то? И то ладно. Остальное –дело наживное, – насмешливо сказала она, когда Таня устала растирать лицои стала скусывать желтые льдинки с изнанки перчаток.

Таня подняла голову.

– Глеб у вас? – спросила она, готовая приотрицательном ответе извиниться и сразу уйти.

Женщина перестала улыбаться, вздрогнула иудивленно посмотрела на Таню.

– Ты кто такая будешь ему? Ну проходи!..

Таня поднялась на крыльцо. Дежурная попереезду грузно, как большая утка, шла впереди, рассуждая точно сама с собой:

– Плох он, а в больницу не хочет ехать.Неприятности, что ль, у него какие, не пойму! Помрет еще, а я отвечай: ктотакой, где взяла.

– А вы давно его знаете? – спросила Таня.

– Давнее некуда. Стою вчера и вижу, стоварняка кто-то в снег прыгает. Сиганул и ко мне!.. Я думаю: кто таков, а онсиний весь. Прям покойник ходючий.

«Довольно точное определениенекромага», – подумала Таня.

– Ты дверь-то закрой, не выстуживай! И снегмне тут не стряхивай! – закричала женщина, за рукав протаскивая ее внутрь.

Таня послушалась. Немалую часть будки занималстол с телефоном, расписанием движения по линии и толстой тетрадью большогоформата. Между столом и стеной стояли две лопаты – одна штыковая, другая дляуборки снега. Тут же помещались газовая плита с баллоном и посудный шкаф. Кшкафу одним концом была прикручена проволока, на которой висела белая штора вцветочек.

Дежурная отодвинула ее сердитым рывком. Сразуза шторой Таня увидела кровать. Бейбарсов лежал, до подбородка укрытый одеялом.Лицо у него было зеленое, худое, глаза запавшие.

Когда Таня появилась, Глеб с заметным усилиемпривстал и облокотился о спинку.

– Вы уже знакомы? Это Галина Николаевна, а этоТаня, – сказал Бейбарсов.

Он был отрешенный. Казалось, Глеб смотрит нена Таню, а в себя. Именно поэтому Таня не испытала того движения сердца к нему,которого смутно боялась и одновременно ждала.

Дежурная что-то пробурчала и вышла, задернувза собой штору. В следующую минуту Таня обнаружила, что Галина Николаевна вседелает с шумом. С грохотом ставит сковороду на плиту, с грохотом передвигаетстулья. Даже с кошкой она не могла разговаривать спокойно и орала на нее,подталкивая валенком к миске. Кошка, сытая до ожирения, не обижалась. Заметнобыло, что к крику она давно привыкла.

– Она такая всегда? – спросила Таня.

– Всегда, как я сумел понять, – улыбаясьуглом рта, сказал Глеб. – Это у нее внутренняя компенсация за доброту.Вроде как она сама себя стыдится. «Вы все думаете, что я хорошая? А вот ясейчас как вас разочарую!»

Таня молчала, внимательно глядя на него. Онапредставляла себе их встречу совсем не так, не в будке у железной дороги, когдарядом через занавеску швыряют на плиту сковородки и грохочут поезда.

– Привет! А я это… получила твоеписьмо, – сказала она, чтобы что-то сказать.

Для Глеба это не стало новостью.

– Я знаю. Я почувствовал мгновение, когда вмыши шевельнулась тень жизни.

– Ты здесь давно?

– Нет.

– И надолго? Пока не выздоровеешь?

– Пока не выздоровею, – подтвердил Глебсо странной усмешкой.

Выглядел он скверно. Губы были воспаленные, акожа на лице натянулась настолько, что явственно выделялись контуры черепа,особенно отчетливые на скулах.

Смятение Тани не укрылось от Глеба.

– Лучше поговорим о чем-нибудь другом, –предложил он.

– О чем?

– Сложно поверить, что за сутки можно многоепередумать, но страдание иногда ускоряет мыслительные процессы. Теперь ясовершенно точно вижу, что когда человек не может затормозить себя сам, жизньпомогает ему, заботливо выращивая на пути у него столб. Так что лучше все жеиметь тормоза внутри. Говорю тебе это на практике.

– На практике? – не поняла Таня.

– Хочешь взглянуть на мою практику? Пожалуйста!

Бейбарсов рывком сдернул одеяло. Таня увидела,что правая нога у него распухла до невероятных размеров, а ступня имеетсине-фиолетовый оттенок. От ноги шел тяжелый запах. Казалось, изнутри онаплавится на медленном огне.

Глеб разглядывал свою ногу с отрешеннойсозерцательностью.

– Хороша, не правда ли? – сказалон. – С утра она была несколько меньше, и фиолетовый оттенок не такзаметен. Жаль, что не зеленая. Тогда можно было бы представлять, что этоновогодняя елка. Нарисовать на ней краской какие-нибудь шарики…

– Что у тебя с ногой? – оборвала егоТаня.

– Бытовая травма. Мы дрались на дуэли сВанькой, – сказал Глеб со слабой улыбкой.

– Так это тебя Ванька?