чихаю. Дан залпом выпивает зелье, зажмуривается. Видно, как кровь приливает к лицу, кожа розовеет.

Тряхнув головой, Дан быстро убирает пузырёк, выглядывает из экипажа:

—  Трогай! —  и захлопывает дверцу.

—  Куда трогай? —  уточняю я. Думаю, ответ мне не понравится. И точно:

—  На следующее кладбище, разумеется. Заказ Гавора Блайда.

Я смотрю на Дана. Не знаю, что за зелье он выпил, но оно подействовало. По Дану не скажешь, что ещё минуту назад он был бледным и вымотанным. И лично я подозреваю, что зелье ни разу не полезное.

В самом начале, когда в прошлом я жаловалась на упадок сил, лекарь предложил мне до отвращения горькую микстуру, и она помогала. Выпив столовую ложку, я ощущала прилив сил, становилась весёлой, лёгкой. Только вот за приподнятое настроение я платила. Действие микстуры кончалось, и я падала в буквальном смысле слова. Я помню, как напугала Берта в театре. Спектакль закончился, мы благополучно покинули партер, а вот в вестибюле, когда Берт набросил пальто мне на плечи, я рухнула как подкошенная. Я была в сознании, смотрела на окружающих мутным взглядом и даже что-то отвечала, но была как тряпичная кукла. Берт пробовал меня приподнять, а я тотчас сваливалась обратно на пол. После того случая он как раз и решил выбросить микстуру, а лекаря сменить на полноценного целителя. Не помогло…

— Тьфу.

— Что?

Думала о Дане и забыла, что он рядом…

— Дурные воспоминания, — поясняю я и, после мгновения сомнений, рассказываю, как принимала микстуру.

Я не говорю Дану, что он не должен рисковать здоровьем. Он прекрасно жил без мои советов, да и вообще с какой стати я буду что-то рекомендовать взрослому мужчине? Он ведь не спрашивал, что ему делать. Но я делюсь своей историей.

— Ты права, Карин. Подобными вещами лучше не увлекаться.

Я выгибаю бровь:

— В твоих словах и действиях мне слышится противоречие, нет?

— Слышится, — усмехается Дан. — Карин, ты решила, что я выпил зелье ради твоего заказа?

Нет?

Я сама ощущаю, насколько красноречивым становится выражение моего лица, поэтому врать бессмысленно.

— Решила, а что?

— Твой самомнение восхитительно.

Вроде бы комплимент, но мне неприятно.

И дело не в самомнении, а в том, что я явно ошиблась, не учла все варианты.

— Хм?

— Вот скажи, на месте жреца ты бы когда напала? Когда мы только приехали или сейчас, когда я выложился на зачаровании двух склепов?

— Действительно…

— Вот-вот.

Не знаю, что на меня находит. Я хитро прищуриваюсь:

— Ты просто не хочешь признать, да, Дан?

— Поразительно… — выдыхает он.

Я чувствую необъяснимое удовлетворение и улыбаюсь.

Разговор не клеится. Продолжать тему меня не тянет, а сменить… Я подозреваю, что, если начну хвастаться новыми песнями, Дан сбежит от меня на облучок в компанию к молчаливому кучеру.

Нет, про песни мы поговорим завтра сразу после визита в банк, когда я передам Дану его долю.

Я напомню ему про пари и желание…

Я сама не замечаю, как мыслями проваливаюсь в воображаемое будущее. Я вижу себя выходящей на сцену, вижу полный зал зрителей. Мужчины пришли в костюмах-тройках, дамы — в вечерних платьях. Будто не на концерт, а на театральную премьеру. Меня приветствуют аплодисментами, и я приветствую зрителей полным изящной грации реверансом.

— Да…

— Карин, вынырни, пожалуйста, из грёз. Мы прибыли.

И меня обдаёт порывом прохладного воздуха — Дан рывком распахнул дверь.

— Я снова пела? — уточняю я, прежде чем выйти из экипажа.

Дан оборачивается, разводит руками:

— Нет, Карин, ты не пела. Ты завывала.

Глава 51

Остаток ночи проходит без приключений. Мы возвращаемся домой, когда до рассвета остаётся два-три часа. Дан желает мне спокойной ночи и скрывается в направлении своей комнаты, а я задерживаюсь в холле. Я вроде бы устала, но спать уже не хочется. Но ведь всё равно надо лечь?

У горничной нерабочее время, горячий шоколад никто не принесёт.

Поднявшись на второй этаж, я не сразу сворачиваю в выделенную мне комнату, а выхожу на террасу, где мы с Даном завтракали. Устроившись на стуле, я смотрю на спящий город и пытаюсь понять, что меня беспокоит. Происшествие на кладбище? Сомнения в будущем? После разговора с Кэрри во мне занозой засело воспоминание о доме. Меня тяготит незавершённость. Да, я попрощалась, но родители ведь переживают. Надо написать, что я учусь магии, что у меня всё хорошо.

Принятое решение окрыляет. Я прохожу в библиотеку, сажусь и пишу.

Обычно я составляла план письма, подбирала фразы, потом писала черновик, правила его и только после этого переписывала начисто, ведь письмо должно быть идеальным во всех смыслах — выполнено каллиграфично, без помарок и соответствовать правилам этикета. Но этой ночью всё иначе. Я пишу быстро, буквы получаются то крупнее, то мельче, прыгают по строке. И точно также прыгают фразы, мысль цепляется одна за другую и я тороплюсь записать. А потом ставлю дату, подписываюсь с любовью и, не перечитывая, запечатываю конверт. Завтра Марк отнесёт на почту…

Я не помню, как я оказываюсь в спальне, как умываюсь, раздеваюсь и как ложусь.

Просыпаюсь я поздно. Комната давно залита ярким солнечным светом, а он меня не потревожил. Я с удовольствием тянусь и выбираюсь из-под одеяла.

На прикроватной тумбочке я обнаруживаю записку. Дан приглашает меня присоединиться к нему за завтраком, если я проснусь. А сколько времени интересно? Часов я не вижу. Сперва освежусь.

Когда я возвращаюсь из ванной, горничная уже ждёт и подаёт мне дневное платье.

Одежда в полном порядке, но носить одно и то же изо дня в день…

Сегодня же в салон готовых платьев!

— Госпожа, вы желаете присоединиться к господину за завтраком? — первой уточняет горничная.

— Да, — я ещё успеваю?

— Прошу за мной, госпожа.

И я снова оказываюсь на террасе. Наверное, между мной и Даном всё же есть нечто общее — не зря же нам обоим в доме нравится одно и то же место.

— Доброе утро, — здороваюсь я и прохожу к столу.

Всё-таки я припозднилась, Дан уже заканчивает.

— День уже, — ворчливо возражает он, но встаёт и галантно пододвигает мне стул.

Я отвечаю безмятежной улыбкой:

— Но ведь завтракают утром, — и, чтобы не продолжать спор, меняю тему. — Дан, у тебя свободен день? Я имею в виду, что оба заказа выполнены, и я хочу разделить наш гонорар.

—