Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прочла книгу Лео Стайна — кое-что в ней неприятно потревожило меня, но зато окончательно исторгло его из моей системы. Несколько бросающихся в глаза неточностей — не говоря уже о подсознательно неправильной интерпретации — но что можно ожидать от человека, чья первоначальная оценка людей столь резко отличается от поздней, в зависимости от того, кто и как льстил ему. И конечно предисловие Мейбл Уикс, переполнено ядом. Она хотела встретиться с Гертрудой в Нью-Йорке — более того, просила меня устроить ей встречу с Гертрудой — на что я ответила, что это вряд ли возможно. Когда я упомянула об этом Гертруде, та ответила просто: jamais de la vie[141]. Фотография, показывающая картины Матисса на Флерюс 27 — ошибка — они никогда там не были, а принадлежали Майку Стайну на улице Мадам, 58. Жаль, в книге нет фотографии Лео в ранние годы, когда у него была золотисто-рыжая борода, закрывавшая рот и подбородок, благодаря чему выделялась красивая верхняя часть его головы. Он принадлежал большинству — обычному большинству, с каким соотносила его Гертруда — печальному и ошибающемуся.
Моя бесконечная благодарность — признательность и любовь.
____________
Аннетт Розеншайн, Беркли, Калифорния.
5 августа 1950 г.
Ля Реджи, Сей-эн-Септэн, Шер.
Дорогая Аннетт!
Десять дней тому назад друзья по дороге в Зальцбург на концерт привезли меня сюда в своей машине и подберут меня через 4 недели на обратном пути в Париж. Этим избегаешь путешествия поездом и стояния в открытых проходах. Меня чересчур утомляют поездки по железной дороге — в самом деле, никогда больше не поеду. Два года назад с пуделем на коленях — он весит как шестилетний ребенок — я пыталась удержать равновесие с моими узлами в коридоре во время 5-часового возвращения в Париж. Поэтому путешествие в машине было дивным, место — просто чудо. Я договорилась с мадам Дебар, что остановлюсь у нее с оплатой — имея лишь рекомендацию от ее друга! Дом и обширное имение очаровательны. Мне выделена огромная кровать, гостиная с 6-ю окнами и дверь, выходящая в сад. Все владение окружено стеной, и я и Баскет можем бродить, не используя для него привязь. Очень хорошая еда, приготовленная моей весьма способной, умной и тактичной хозяйкой полностью дополняет комфорт, очарование и доброжелательность Реджи.
Перед отъездом из Парижа позвонила Рубина и сообщила, что ее с судебное дело против Аллана близится к успешному завершению, но, к моему удивлению и шоку, сказала, что она больше не ищет развода, а только юридически оформленного разъединения — что дает Аллану права на совместное воспитание детей. Она не объяснила, чем вызвано изменение ее позиции.
Любопытная история о Матиссе. Еженедельники регулярно извещали о фресках, которые Матисс разрабатывал на бумаге для монастыря около Ванса, на юге Франции. Отец Кутюрье, толковый доминиканский монах — должен был уговорить le cher maître предпринять этот проект ради Церкви. В течение многих лет Матисс не практиковал католицизм. Когда все привыкли к его появлению в церкви, распространился слух, что он стал коммунистом. Поскольку обе эти вещи не совместимы, многие были шокированы и удивлены — хотел ли он этим сказать, что отдаст свою, возможно последнюю работу Церкви, не веря в оную? Всем прожужжали уши, пока с юга не вернулась Ольга Пикассо, где она повстречалась с мадам Матисс, и та рассказала ей, что это она была мэром-коммунистом в небольшой деревушке, где жила, а не ее муж. Матиссы жили раздельно уже многие годы — у него русская женщина — секретарь — модель — домохозяйка — сиделка. Ты помнишь, что он дружил с русскими, начиная с Ольги Мерсон.
Знаешь ли ты, что любимый кузен Гертруды Джулиан Стайн из Балтимора женился на Роуз Эллен Хехт из Сан-Франциско — когда она осталась вдовой с двумя дочерями. Позднее она родила ему сына и через какое-то время овдовела опять. Сын — Джулиан-младший в Париже, занят в плане Маршалла со своей юной красивой интеллигентной (сверх модная ныне идея образовывать правительственных служащих, и т. д.) женой-южанкой. Она охвачена такими передовыми идеями, что лишена расовых предрассудков — хотя до сих пор в их очаровательном доме в Виль д’Авре я не встречала негров.
Возможно, Джуди этого не одобрила бы.
Всегда с любовью,
____________
Карл Ван Вехтен, Нью-Йорк.
27 сентября 1950 г.
улица Кристин, 5, Париж VI.
Дорогой Папа Вуджюмс!
Ты помнишь Ксавьера Фуркада, приятеля Джона [Бриона] — удивительного, замечательного — из Гарэ Монпарнас в тот день, когда мы вернулись из Шартра. Около двух недель тому назад он позвонил мне и сказал, что надеется встретиться со мной и рассказать мне нечто — спустя несколько вечеров он пришел. Он готовился основать литературный журнал вместе с опытным человеком — они искали материал — предпочтительно неопубликованный, на английском языке. Я им объяснила, что их выбор можно отнести к так называемым «трудным» — трудным возможно не только для читателей, но и для предполагаемого переводчика. Он сказал, что приведет своего редактора, и мы сможем все обговорить — что и сделал. На меня их план и метод реализации произвел впечатление. Деньги, видимо, обеспечит его семья — то есть его отец — которого Джон охарактеризовал как очень богатого. Я сделала несколько запросов и кажется он действительно весьма богат. Все это я выполнила, чтобы убедиться, что издание — серьезный литературный журнал — достаточно обеспечен финансово для осуществления их предложения — опубликовать с твоего согласия, серийно, «Миссис Рейнольдс». Оба знают творчество Малышки — мнение Ксавьера для меня не важно — и хотят нечто длинное — характерное по содержанию и по форме, непривычной для французов. Я ответила, что напишу тебе. Хочешь ли ты, чтобы они сделали формальный запрос именно к тебе? Ответь мне, не откладывая. Если ты согласишься, я попробую убедить мадам Сейльер — ты с ней не встречался во время твоего приезда сюда, в то время ее в городе не было — заняться переводом. Малышка считала ее перевод «Становления» замечательным.
Бриннин и его книга — он позвонил мне неделю назад, что прибыл в прошлый понедельник, а сегодня пришел ко мне. Я не придала значения тому, что он был заметно прочувствован, оказавшись в квартире Малышки — его романтизм отталкивает. Таким было первое впечатление, таким оно и осталось после последнего интервью в последний вечер. После чая он так и не пришел к чему-то определенному касательно своей книги — мне показалось необходимым повторить то, что я ему написала, и спросить, что он хотел от меня — где его вопросы — он ведь сказал, что принесет их — что он и сделал двумя днями позднее — тщетно — несерьезные и бесполезные для любого понимания творчества Малышки и даже ее характера. Что она думала о поэзии Аполлинера и почему не упомянула об этом в «Автобиографии». Затем он внезапно перешел к Лео и его книге, и это подлило масла в огонь. Тут должна сказать тебе, что он торжественно обещал не упоминать ни книгу, ни мнение Лео — никоим образом не защищать Малышку от атак Лео. Состоялся длинный спор, поскольку он считал, что это оттолкнет будущих читателей. Но я и в самом деле испытываю гордость, что убедила его не касаться Лео — это только ослабит и уменьшит эффект от его книги — найдется не так много читателей, которых он сможет убедить, что Лео был неправ. Тех, кто верит уверениям Лео, немного, но они пылкие адепты своего ошибочного героя — тех же, кто интересуется творчеством Малышки, множество — и к ним он и должен обратиться — и т. п. и т. п. и так без конца. В итоге, он уяснил все себе сам (это конечно, единственный способ убеждения). Я успокоилась, ибо проблемы с Лео следует избегать. Затем я уговорила его исключить из книги меня, потому что атмосфера в доме Малышки — дело частное — и если мое существование и повлияло как-то на ее творчество — оно было ничтожным даже по сравнению — к примеру — с окружающим пейзажем — и вообще может ли он указать, откуда и из каких внутренних источников он знает, как все было. Мы договорились, что мое имя нельзя исключить в связи с «Плейн Эдишн», но постараться игнорировать в других местах. Имела ленч в Le Bosse с человеком, которого мы знали, а затем на просмотр коллекции Кристиана Диора! Кучу благодарностей и любовь.