Егор вздрогнул.

— Вот видишь! — почти обрадовалась Флора. — Когда ты слышишь его, в твоей душе звенят знакомые струны, и ты вспоминаешь каждую минуту нашей любви. Я права?

— Права… Но не так уж он силен, твой Кощей. Я тоже знаю одно из твоих имен: настоящее.

— Ты? Откуда? — побелела Флора.

— Это старая-старая сказка, Флора. Берегись, Флора-Марена! Ты заигралась в страшную сказку и прозевала самое главное.

Севергин прощально поцеловал ее руку. Этот аромат еще долго будет мерещиться ему во всяком дуновении, в каждом цветке. В тот вечер он не поехал к Касьяну, отложив этот визит до того дня, когда, полностью вооруженный, он вызовет на бой Кощея, хранителя времени и золотых яиц Фаберже.

Под черным куколем

Явился тут монах.

А. Пушкин

Бодрый, свежевыбритый Квит рапортовал Егору о решающем прорыве в следствии, скромно умалчивая о долгой «артподготовке».

— Продолжаем разрабатывать версию убийства с ритуальными целями. Но есть и новости: Овечкин, он же Верховный Волхв Будимир, показал, что видел рядом с лагерем монаха из монастыря. Ростом видение было ниже среднего, телосложения крепкого, борода — рыжая, глаза — навыкате и нос, как румпель. С этим неурочным явлением Будимир связывает и то, что тело погибшей Ивлевой было обнаружено вблизи стоянки родоверов. При повторном выезде на место мы действительно обнаружили следы форменной обуви на берегу и вблизи стоянки. Такой «шуз» в монастырь поставляют. Однако след давний — время упущено.

Егор рассеянно крутил в руках гароту, словно видел впервые.

— Какая вещица! — восхитился Квит. — Да вы, тайный модник? Откуда дровишки?

— Подарок, — усмехнулся Севергин. — Нравится? Бери…

— Дорогая, стерва. — Квит завистливо ощупал галстук. — Беру, с меня пузырь коньяка. Кстати, у нас новое ЧП, и опять на бывшем твоем участке. Несчастливый он у тебя какой-то.

— Ну, докладывай…

— Призрак исторический по деревням орудует, шашкой машет. Местное население опознало в нем разбойника Вольгу, но некоторые склоняются к тому, что это Стенька Разин. Короче, личность персонажа народных легенд пока не установлена. Молодка тут одна, продавщица местного продмага, в баньке парилась, так этот ферт материализовался прямо из знойного тумана и ласково предложил спинку потереть. Девка с перепугу до Забыти в чем мать родила бежала. Шут знает, что творится! Рынок сгорел, в городе волнуются, а в это время под шумок по Цареву лугу тянут водопровод. А зачем, когда кругом воды хоть залейся! Ну, чего скис или в столице сглазили?

— Все нормально…

— Куда сейчас?

— В управу.

— Садись, подвезу.

Рядом с шикарным «бортом» Квита «Москвич» Севергина и впрямь смотрелся пони-недомерком.

Центр города и сожженный рынок были оцеплены, узкие улицы запружены автомобилями. Сюда был стянут милицейский кулак и силы дружинников. Квит и Севергин двинулись в объезд по окраинам городка.

Вечернюю тишину взорвали матерные вопли и глухие удары, словно кувалдой крушили дощатый забор. Звон битого стекла резанул по нервам, истошно заголосила женщина. На окраине городка изрядная толпа народных мстителей штурмом брала дощатые ворота «усадьбы». Стекла в доме уже были выбиты, в глубине комнат металась молодая женщина.

— Вызывай наряд! — успел крикнуть Севергин Квиту.

Завидев милиционеров, штурмовики оставили свое стенобитное орудие и ринулась к машине. Навалились месивом тел, скрюченных рук, прекошенных злобой испитых лиц. Севергин успел вывернуться из приоткрывшейся двери и, прокатившись по пыли, вскочить на ноги, прежде чем автомобильная туша опрокинулась под напором толпы. Поставленный на кабину автомобиль с намертво заблокированным в ней Квитом бросили посреди улицы и вновь двинулись к воротам, но Егор уже загородил собой дощатые створки.

— Назад! Разойдись!

— Отойди, мент, в этом доме «ахметка» прячется. Ее боров наших пацанов в ментуру сдал. Она за все ответит! — Сплюнул сквозь выбитые зубы главарь.

— Разойдись, мужики! — по-свойски попросил Егор. — Никого Ахмета там нет. Он давно удрал.

Толпа угрожающе придвинулась.

Севергин, свирепея под тяжелым взглядом «пахана», передернул затвор и поднял руку с пистолетом:

— Еще шаг — бью на поражение…

В руку с намертво зажатым пистолетом врезался камень, сухожилие дрогнуло, как от электрического удара, пистолет упал в пыль. Севергин наступил на него ногой, чувствуя, что, если нагнется, град камней и самодельных гранат обрушится на него. Он окинул взглядом ближнее кольцо пустых, выморочных лиц, ища хотя бы одно человеческое. И он нашел его. Молодой парень был трезв. Он смотрел сурово и твердо. Его голова была обрита наголо, и от этой наготы синие глаза светили ярче на бледном, заостренном лице. И по мгновенным пронзительным приметам опознав в нем кровника, Егор стал говорить для него одного:

— Опамятуй, брат. Я не могу уйти. И ты на моем месте не ушел бы! Оглянись вокруг. Смотрит на тебя нечисть злая, несытая, ждет твоего позора, ждет, чтобы ты оскотинился и своих отца с матерью в грязь втоптал, кровь ребенка пролил, чтобы тебя же, твой дом потом танками разутюжить. Остановись, есть еще путь наверх, в гору. Духом надо побеждать, любовью женщин удерживать, детей от растления уводить в теплый дом, в лес зеленый, к солнцу, к свету! Я присяги не нарушу, сначала меня убей, а потом их.

Севергин кивнул на окна, где вновь мелькнула женщина с ребенком на руках.

— Шабаш! Баста, я сказал! — Крикнул главарь. — Мента не трогать! Уходим…

Машину Квита поставили на колеса.

— Ну, ты и вития! — С восхищением выдохнул Квит. — Агитатор! Трибун!

— Бывай, — уже во дворе управления Севергин простился с Борисом и, через силу переставляя ноги, поплелся к своей машине. — А ты все же в гости заезжай, рыбалку гарантирую. С женой тебя познакомлю, — через силу улыбнулся Севергин.

— Да мне теперь не на чем. Жесть надо править, — развел руками Квит.

— Тогда пехом, здесь недалеко.

— Ну, ладно, уговорил… Жди…

По дороге домой Севергин завернул к монастырю. Не сознаваясь самому себе, Егор тянул время, стыдясь показаться на глаза жене.

Богованя косил подросшую траву, рубаха на плечах примокла и потемнела. Ради прежнего знакомства он оставил работу и присел на лавку.

— Вот ты, наверное, думаешь, монастырский дед уж сед, а все не в монахах. — Богованя достал оселок и принялся точить косу. — Вот уж полвека, почитай, я в послушниках хожу.