Они прошли через арку, украшенную барельефом из цветущей растительности. В просторном гулком зале, похожем на подземный храм, остановились. Тит зашарил фонариком. Пол, стены и сводчатый потолок покрывала сверкающая кора из кристаллов соли. В синем луче фонарика проступили витые столбы, резные фигуры животных и птиц. Птицы с женскими ликами и крылатые львы искрились соляной изморозью. Резьба напоминала наружную отделку храмов Владимира и Юрьева-Польского с их кентаврами и грифонами, с солнечным божеством, скачущим на квадриге коней. У подножия изваяний было сложено оружие: стальные мечи и булавы, годящиеся разве что для великанов, кованые щиты, копья с древками, распавшимися от времени, серебряные и медные котлы, корчаги и сундуки с драгоценностями. Меха и кожаная сбруя, украшенная золотыми накладками, рассыпались прахом, под ногами тусклой чешуей шелестели монеты. Белый камень-жертвенник с изображением вращающегося солнечного креста охраняли львы из белого камня. На гладко отесанной «ладони» камня-алтаря лежала книга из тонких золотых листов. Листы когда-то были связаны, но кожаные шнуры, продернутые сквозь пластины, истлели. Валерий разомкнул страницы «золотой книги», впился в первые строки. Буквы древнего извода напоминали знакомые буквы: «Слово», «Твердо», «Веди», «Аз», «Буки», но лишь на первый взгляд. Прочеканенное читалось с двух сторон, но уже с иным смыслом. Так, «Сълово», прочитанное наоборот, обращалось в «Волоса». Некоторые начертания представляли собой несложные ребусы. Маленькое «о», вставленное в большое «О», напоминало золотое яйцо, «Ово» на латыни. Слова «любовь», «голова» или «кров» были написаны с использованием этого «золотого яйца», первого ребуса человечества. Это был он — мифический «Златоструй», о котором изредка упоминалось в церковных преданиях, как о реликвии, «упавшей с неба», подобно Голубиной книге.

Владыка Валерий наугад читал установления «славянской библии». Множество ранних сказаний и хроник были когда-то переписаны с ее листов. «Слово о полку Игореве» — успел прочесть владыка. Тест был передан с помощью особого «ключа» и тоже читался в обе стороны. И если ранние тексты были туманны и непонятны владыке, то «поздние» заветы языческих мудрецов, записанные в «близкие веки», были ясны без перевода.

«…Помни, человече, на каждой былинке дух Божий незримо почил. И в мире есть только одна тайна: в нем нет ничего неживого. Потому люби и ласкай цветы, деревья и разную тварь жалей… Но паче всего люби крылатую птицу, ибо птица есть образ души…»

На ступенях перед алтарем стоял ларец из мореного дуба. Тит откинул крышку: ларец был полон драгоценностей. Владыка недоверчиво пошевелил искрящийся ворох: нити, удерживающие жемчуг, давно распались, темные от времени монеты и не тускнеющие драгоценные камни, «адаманты и лалы» пересыпались с тихим шелестом и звоном. Это был языческий «клад Вольги», а может быть, сокровища, спрятанные со времен раскола и Разинского бунта, — один из заклятых кладов самого атамана. Поверх драгоценностей лежала серебряная трубка-ковчежец. Запаянная в воск, она хранила от сырости самую хрупкую часть клада. Владыка не сомневался: в этой трубке — подлинник завещания Досифея, последний оплот тайны. На серебре был прочеканен знак «корабля-рыбы»: тайная печать первого старца.

— Поторопитесь, ваше Преосвященство, — нетерпеливо переминался с ноги на ногу Тит. — Вода может вернуться.

Вдвоем они едва оторвали сундук от ступеней алтаря: соль крепко удерживала свою добычу. Валерий положил книгу в сундук, поверх драгоценностей. Тит вскинул поклажу на левое плечо и, крестясь, двинулся к выходу.

Они благополучно миновали подвал: хитроумный капкан, построенный для не в меру любопытных. Воды действительно прибыло, и они оба промочили ноги. Владыка замкнул решетку и пристегнул тяжелый ключ к поясу.

Топот множества ног и приглушенные команды догнали их уже на середине пути.

Тит ускорил шаг, но грузный владыка задыхался, хотя и шел без ноши. Через минуту они окончательно убедились, что по их следам, грохоча сапогами, движется погоня. Эта невесть откуда взявшаяся в ночном подземелье демонская стая взяла след, еще минута, и их настигнут.

— Быстрее, ваше Преосвященство! — сипел Тит.

— Не могу… Иди один…. Вот ключ от моего кабинета и сейфа, укрой ларец и книгу… В серебряной трубке лежит завещание Досифея… Не забудь… Сбереги…

Владыка схватился за сердце. Теперь он едва переставлял отяжелевшие ноги, внезапная слабость потом выступила на его ладонях и лице, и владыка остановился, притулясь к кирпичной кладке стены. Превозмогая боль, он двинулся в глубину подземелья, прикрывая собой отход Тита и сбивая погоню со следа келейника.

Долгая трель милицейского свистка и резкий окрик заставили его остановиться.

— Стой, стрелять буду!

Люди в камуфляже, с автоматами наперевес, взяли его в кольцо и ослепили лучами скрещенных фонариков.

— Прекратить! — прошептал владыка, но в голосе его больше не было силы, и вышло тихо, почти умоляюще. Левой рукой он прикрыл глаза от нестерпимого света, правой сжал наперсный крест-панагию с частицами святых мощей, ладонью слыша холодный рельеф распятия.

Узнав епископа, старший наряда козырнул и представился.

— Капитан Кошкин, старший оперуполномоченный.

— Епископ Валерий — служитель Господа, — прошептал владыка и сейчас же пошел в наступление. — Что вы делаете в монастырских подвалах без согласования с настоятелем?

— Операция «Цитадель» по усиленному варианту, — оправдывался Кошкин. — Ввиду скорых торжеств обследуем штольни и катакомбы на предмет диверсий. Наряд по рации сообщил, что подземелье вскрыто, вот и поторопились. Простите, если побеспокоили.

Старший наряда мялся, не зная, смеет ли задать вопрос владыке. Покусывая рыжеватые усики, он еще раз козырнул и обнажил в виноватой улыбке пару золотых фикс.

* * *

Ночью Севергин не спал, караулил. Квит нетерпеливо ворочался в соседней комнате, мягко ступая, выходил на крыльцо, курил, открывал холодильник, звенел стаканами. Из окна Егор видел, что в садовом домике, где на ночь устроилась Флора, горела лампа. Наконец свет погас. Рядом мерно дышала жена. Казалось, что и Квит успокоился за перегородкой. Но Севергин не верил этой тишине. Через минут десять Квит поднялся и по-звериному, бесшумно, даже половица не скрипнула, вышел из избы. Севергин вскочил и пошел за ним.

— Куда ты? — сонным голосом окликнула его Алена.

— Лежи тихо! — приказал Егор.

Квита он догнал на полпути к домику Флоры, у гряды, которую вскапывал утром. Белые плавки Квита мелькали в рассветном сумраке. Севергин догнал его и предупреждающе положил руку на плечо. Квит резко обернулся, перехватил руку Егора и, дернув на себя, свалил в рыхлую землю. Злоба и ярость, которые так долго прятал от самого себя Севергин, выплеснулись в коротких разящих ударах и в судороге пальцев, сомкнутых на горле Квита. Он был крупнее, тяжелее и в борьбе — не новичок. Квит вяло отрабатывал удары, разученные на «груше».