Я закрываю глаза, вызывая в памяти образ карты Новосибирска с нанесенными на ней параллелями и меридианами. Навскидку то место, куда приглашает меня Мадьяр, километрах в сорока от завода в восточном направлении, если не больше… Это хорошо.

Еще больше меня радует то, что он совершенно не в курсе того, что произошло у стен завода! Отряд бойцов Мадьяра, который должен был атаковать нас с востока сейчас, наверное, уже разгромлен, но этот бегун об этом даже не догадывается. А как же иначе?! Первый раз в жизни я говорю спасибо ядерной войне за то, что она оставила нас без какой либо связи, кроме примитивного телеграфа, который и то работает с перебоями и помехами. Естественно, что связаться со своими у Мадьяра нет никакой возможности, кроме как отправить гонцов.

Но вот что меня отнюдь не радует, так это численность отряда Мадьяра. Странно, почему же он тогда, расположившись в дали от завода, не привел сюда, на бой, всех, кто у него был? Тысяча бойцов, даже вооруженная граблями и лопатами, имела бы все шансы взять завод… Правда, полегло бы при этом очень и очень много его людей. Быть может, в этом и причина? Люди для Мадьяра — всего лишь шахматные фигуры, поэтому три сотни фигур он отправил на верную гибель, зная, что сэкономил на этом еще две сотни жизней. Какая разница, кто погибнет, а кто останется в живых, важно лишь соотношение сил…

Или другой вариант — нехватка вооружения. Этого я не могу даже предположить. Откуда пришел Мадьяр? Где набрал такое крупное воинство? Сколько у него в наличии оружия? Гадать не стоит. Лучше думать о том, как выжить и как спасти Колю. В том, что Мадьяр убьет его в случае малейших проблем, я не сомневаюсь ни секунды.

— Передай Мадьяру, — медленно и с расстановкой говорю я, — Что мы придем сами. Дайте нам два дня на подготовку.

— Зачем? — недоуменно пожал плечами бегун, и уголки его губ дрогнули в улыбке. — Я же уже сказал тебе, что вы ничего не сможете сделать.

— Передай Мадьяру, — повторяю я, — Что мы придем сами! Это все, что от тебя требуется. Причины, по которым я хочу отсрочить нашу встречу, не касаются ни тебя, ни его. Может я хочу еще раз обдумать его предложение? А может — просто написать завещание, или повидаться с друзьями на заводе. Последний раз увидеть мою лучшую подругу, Катю Таранову…

Если ему и было знакомо это имя, то он ничем не выдал себя. Просто еще раз пожал плечами и опустил пистолет.

— До встречи, Ира. Еще увидимся.

— Увидимся. — холодно обещаю я. — Обязательно. Только скажи мне еще вот что, в бункере кто-то остался?

— Ни единой ЖИВОЙ души. — отвечает бегун, делая ударение на слове «живой». — Мы убили всех.

Не говоря больше ни слова я поворачиваюсь к нему спиной, и взяв под руки Толю и Марата, увлекаю их к снегоходам. В их глазах я читаю непонимание, но они не решаются высказать его вслух, видя, что у меня есть какой-то план. Знали бы они, что мой план больше похож на дырку от бублика, чем на что-то дельное…

Мы садимся на снегоходы, и, все также не оборачиваясь, поднимаемся на гору. Я знаю, он не будет стрелять нам в спины, и отнюдь не из пресловутого благородства. Бегуны нужны Мадьяру живыми…

Лишь взобравшись на гору я останавливаю снегоход, и оборачиваюсь к бункеру. Бегун стоит на прежнем месте и, увидев, что я смотрю в его сторону, вскидывает руку в прощальном салюте.

Догорает бензин на снегу, и буквы, складывающиеся в мое имя, уже практически не видны в видимом диапазоне. Тлеют мертвые тела, распространяя вокруг отвратительный запах горелой плоти… Апокалиптическая картина. Впрочем, о каком апокалипсисе можно говорить на пятый год ядерной войны, превратившей мир в Черное Безмолвие?…

Я догоняю ребят, и мы молча мчимся в сторону завода. Они не спрашивают ни о чем, то ли думая, что вскоре я сама поделюсь с ними своими идеями, то ли просто доверяя мне. Скорее всего — первое… Вот только делиться мне с ними нечем.

До завода около часа хорошего ходу, и мы не сговариваясь, решаем не делать привал. Безусловно, довольно трудно выдержать целый час за рулем снегохода, в полной темноте всматриваясь в дорогу, чтобы не налететь на какие-нибудь обломки, или еще что похуже, но ничего, и не к такому привыкли… Мы все же не люди, бегуны… Поэтому мы мчимся вперед, думая каждый о своем. Я, например, о Коле…

Вообще-то обычно, несясь на снегоходе, я смотрю на дорогу обычным зрением, не переходя в инфракрасный диапазон. В ИК видимость, естественно, дальше, зато с огромным трудом можно различить объем предметов, да и в холоде Безмолвия все они сливаются в один иссиня-черный цвет. В видимом спектре дальность видимости составляет едва ли больше десяти метров, но при скорости реакции бегуна этого расстояния мне достаточно, чтобы объехать препятствие. Но в этот раз я периодически осматривалась по сторонам, используя инфракрасное зрение, теша себя надеждой еще раз увидеть, хоть издали, белого волка. Надеясь, что он приходил не просто для того, чтобы показать нам, кто истинный хозяин Безмолвия, что и сейчас он наблюдает за нами, словно хозяин, обходящий свои владения. Но, естественно, ничего подобного я не увидела. Силуэты птиц над головой, светлые пятна грызунов, прячущихся под снегом, да один раз среди развалин домов промелькнул олененок. Белый волк ушел туда, откуда появился. Ушел обходить другую часть своих владений, считая нас не достойными его внимания…

Но именно благодаря тому, что я периодически переходила на ИК-зрение, рискуя сломать себе шею на какой-нибудь кочке, я и замечаю ярко красную точку, взмывшую в небо над заводом.

— Толя! — кричу я, сбавляя ход и указывая в небо, — Перехватчик!

Он тоже сбавляет ход, а затем и вовсе останавливается, наблюдая за стартовавшей ракетой. Тормозим свои машины и мы с Маратом.

— Точно. — соглашается, наконец, Толя. — Мне кажется, что я слышу даже звук сирены. Вот только ракета, почему-то, уходит на восток… Обычно Америка шлет нам гостинцы с запада…

— Но ведь могла бы и с востока. — говорю я. — Земля-то круглая. Мне всегда казалось, что на восток нам до Штатов даже ближе будет.

— Может Китайцы? — предполагает Марат, но тут же возражает сам себе. — Нет, от них там вообще ничего не осталось.

— А цель кто-нибудь из вас видит? — неожиданно доходит до меня. — В кого бьет перехватчик? Где ракета?

В эту секунду на востоке распускается громадный огненный шар, озаряющий безмолвие ярким светом, отдаленно напоминающий солнечный. Мы, как по команде, отворачиваемся и закрываем глаза, хоть уже и успеваем понять, что световое излучения до нас практически не дошло. Если бы это взорвался не перехватчик со своим маленьким в ядерных масштабах зарядом в двадцать килотонн, а мегатонная баллистическая ракета, то мы бы сейчас уже катались по снегу, сбивая пламя с горящей одежды.

— Держитесь! — кричит Толя, сворачиваясь калачиком на черном снегу.

Мог бы и не предупреждать — не первый раз под ядерную атаку попадаем. Правда, первый раз под такую странную — когда свои бьют сами по себе, подрывая перехватчик практически у себя над головой. Но перехватчик — это так, мелочь.