Второй раз это было уже после Черча. Я участвовал в совместном с ФБР расследовании ограбления и убийства. Произошла перестрелка между двумя подозреваемыми и мною и моим тогдашним напарником, агентом ФБР. В ходе перестрелки я убил одного из подозреваемых.

– Значит, в тех двух случаях люди, которых вы убили, были вооружены?

– Да, это так.

– Три инцидента со смертельным исходом – это достаточно много даже для ветерана с двадцатилетним стажем, не так ли?

Босх помедлил, ожидая, что Белк заявит протест, но толстяк был чересчур занят своими записями и пропустил ход.

– Ну, я знаю копов с двадцатилетним стажем, которым ни разу не приходилось доставать оружие из кобуры, и знаю таких, которые застрелили не меньше семи человек. Все зависит от конкретных дел, которые они вели. Это дело случая.

– Счастливого или несчастного?

На сей раз Белк вынес возражение, и судья его удовлетворил. Чандлер быстро продолжила:

– После того как вы убили мистера Черча, который не был вооружен, вы как-то сожалели об этом?

– Ни в коей мере – вплоть до того момента, когда на меня подали в суд и я узнал, кто адвокат истца.

Все засмеялись, улыбнулась даже Хани Чандлер. Успокоив аудиторию резким ударом своего молотка, судья предписал Босху отвечать строго по существу и воздерживаться от личных отступлений.

– Никаких сожалений, – сказал после этого Босх. – Как я уже говорил, я бы предпочел оставить Черча в живых, но я хотел любым способом убрать его с улицы.

– Но тактически вы построили все так, чтоб убрать его навсегда, не так ли?

– Нет, не так. Ничего я заранее не строил, все получилось случайно.

Босх прекрасно понимал, что сейчас не время проявлять свой гнев. Полезное практическое правило гласило: вместо гневных осуждений отвечай на каждый вопрос так, словно твой оппонент просто ошибается.

– Тем не менее вы были удовлетворены тем, что мистер Черч был убит, будучи безоружным, голым, совершенно беззащитным?

– Ни о каком удовлетворении тут речи не идет.

– Ваша честь, – сказала Чандлер, – разрешите мне предъявить свидетелю вещественное доказательство. Оно значится под номером 3А.

Она передала копии документа Белку и помощнице судьи, которая сразу подала его самому судье. Пока судья его читал, Белк подошел к трибуне и выразил протест:

– Ваша честь, если это должно служить основанием для дискредитации моего подзащитного, то я не вижу в нем никакой ценности. Это слова психиатра, а не моего клиента.

– Судья, посмотрите, пожалуйста, раздел, озаглавленный «Выводы». Я бы хотела, чтобы свидетель прочитал последний параграф. Обратите также внимание, что ответчик поставил внизу свою подпись.

Почитав еще немного, судья Кейес вытер губы тыльной стороной руки и сказал:

– Я это принимаю. Можете показывать свидетелю.

Не глядя на Босха, Чандлер принесла еще один экземпляр и положила перед ним, после чего вернулась к трибуне.

– Можете ли вы нам сказать, что это такое, детектив Босх?

– Это конфиденциальное заключение психиатра. То есть скорее всего конфиденциальное.

– Да, и чего же оно касается?

– Это заключение разрешает мне вернуться на службу после инцидента с Черчем. Это обычная практика – собеседование со штатным психиатром управления полиции после того, как кто-то оказался вовлеченным в инцидент с применением оружия. После этого он дает разрешение вернуться на службу.

– Вы должны хорошо его знать.

– Прошу прощения?

– Миз Чандлер, в этом нет необходимости, – сказал судья Кейес еще до того, как Белк успел встать.

– Да, ваша честь. Вычеркните это. После собеседования вам разрешили вернуться на службу – на новое место службы в Голливуд, я права?

– Да, правы.

– Верно ли, что это всего-навсего пустая формальность? Что психиатр никогда не запрещает полицейским вернуться к работе?

– На первый вопрос я отвечу «нет». Ответа на второй я не знаю.

– Ну, тогда давайте сформулируем это по-другому. Вы когда-нибудь слышали, чтобы полицейского после собеседования с психиатром не допустили к работе?

– Нет, не слышал. Считается, что все это строго конфиденциально, так что я сомневаюсь, чтобы кто-то мог узнать что-нибудь в этом роде.

– Будьте добры прочитать последний абзац раздела «Выводы», который лежит перед вами.

– Да, конечно.

Он взял в руки листок и начал читать. Про себя.

– Читайте вслух, детектив Босх, – раздраженно сказала она. – Я считала, что это и так ясно.

– Простите. Здесь сказано: «Благодаря имеющемуся боевому опыту и опыту работы в полиции, в особенности вследствие последнего инцидента с применением оружия, закончившегося смертельным исходом, субъект в значительной мере утратил чувствительность к насилию. Его речь пронизана насилием, насилие он считает неотъемлемой частью своей повседневной практики, всей своей жизни. Таким образом, маловероятно, что ранее пережитое окажется психологически сдерживающим фактором, когда он снова окажется в обстоятельствах, вынуждающих его применять смертоносное насилие ради защиты себя или других. Считаю, что он будет действовать без промедления и сможет нажать на спусковой крючок. По сути, проведенное собеседование вообще не выявило никаких негативных последствий данного инцидента, если не считать неуместным чувство удовлетворения его результатом, а именно смертью подозреваемого».

Босх опустил бумагу. Все присяжные сейчас смотрели только на него, а он никак не мог понять, принесет ли это заключение ему явную пользу или большой вред.

– Субъектом этого заключения являетесь именно вы, не так ли? – спросила Чандлер.

– Да, я.

– Вы только что показали, что не испытывали удовлетворения, однако в заключении психиатра говорится, что вы были удовлетворены исходом инцидента. Где же правда?

– В заключении приведены его слова, а не мои. Не думаю, чтобы я мог такое сказать.

– А что вы могли сказать?

– Не знаю. Но только не это.

– Тогда почему вы подписали данное заключение?

– Я подписал его потому, что хотел вернуться к работе. Если бы я стал спорить с психиатром по поводу слов, которые он использовал, я бы никогда не вернулся к работе.

– Скажите, детектив, – психиатр, который обследовал вас и дал это заключение, знал о вашей матери?

– Не знаю, – помедлив, ответил Босх. – Сам я ему об этом не рассказывал. А была ли у него такая информация, я не знаю.

Сейчас он едва мог сосредоточиться на собственных словах – в голове у него все смешалось.