Просто так легче умирать.

– Чего-то ему не хватает, – в сотый раз повторила Мелани.

Бранд не отреагировал даже кивком. Сейчас он больше всего на свете хотел упасть на койку и заснуть – проспать часов десять без перерыва и желательно без снов, чтобы сегодняшнее скорее стало вчерашним, чтобы беспрерывный пятидесятичасовой кошмар остался позади хотя бы на одну ночь. Голова была ватная, и только одно в ней было, кроме ваты: бесконечный режущий визг пленницы…

Пусть визг был фальшивым – он получился достаточно натуральным. Над ним пришлось поработать отдельно уже после работы над видеорядом. На экране двое изуверов в белых халатах старались как могли. Самка визжала. Пятьдесят часов подряд. Компьютерной пленнице, несомненно, было больно, невероятно больно. Георг Шнайдер, приглашенный в эксперты по причине железных нервов и полного отсутствия воображения, вытерпел минут десять просмотра, после чего отшвырнул кресло и вышел вон чернее тучи.

Самец, судя по биотокам, был встревожен, но не более того. Ни звука, ни движения. Что-то опять было не так.

– Чего ему, дураку, не хватает? – Вопрос Мелани был явно риторическим, но Бранд на сей раз отреагировал:

– По-моему, все проще простого. Он к ней равнодушен.

– Это я понимаю, – отозвалась Мелани. – Но почему?

Бранд не пожал плечами просто потому, что было лень двигаться.

– Анатомически он практически сформировавшийся самец, – настаивала Мелани. – Э! Бранд, ты слышишь?

– Что?

– Ты меня слышишь или уже заснул?

– Слышу. Он – самец. Она – самка. С виду почти как нормальная женщина, красивая даже… Что с того? Она ему не нравится.

– Похоже на то. Но почему?

– Хотел бы я знать, – вяло выговорил Бранд. Язык не желал шевелиться и лежал во рту тяжелый, как наковальня. Сейчас Бранд предпочел бы ворочать камни, чем беседовать. – Не нравится, и все тут. Может, он по-прежнему считает ее рабочей особью. Может… феромоны идут не те.

– Как раз те, что надо.

– Не те. Или… она не так выглядит.

Губы ожгло горячей жидкостью. Прямо у себя под носом он увидел кружку с дымящимся кофе.

Бранд отстранился. Его едва не вытошнило.

– Не надо… кофе.

– Что ты сказал о ее внешности? – потребовала Мелани. – Повтори.

– Что я сказал… – Бранд икнул, побарывая остатки тошноты, и наморщил лоб. – А что я сказал? Выглядит она не так, вот что. С его точки зрения. Наверное, у этих скотов иные каноны красоты…

Он снова сделал попытку заснуть. Подскочив к нему, Мелани затрясла его что есть силы:

– Бранд! Не спи, слышишь! Бранд, ты гений! Каноны красоты – как я раньше об этом не подумала! Матка колонии – вот их канон красоты, иначе и быть не может! Не спи! Как выглядит матка колонии?

– Поищи в фильмотеке, там должны быть документальные кадры, – сонно ответил Бранд. – Но я и так скажу: груди по арбузу, обширное отвислое чрево и зад в полтонны. Кажется, они даже не способны сами ходить, мирмикантропы их носят…

– Я могу сдвинуть ее гормональный баланс так, чтобы она растолстела, как свиноматка. Но, Бранд… – в голосе Мелани прорвалось отчаяние, – я просто не успею! У нас нет времени! Мне нужно хотя бы две… нет, даже три пульсации!

– Изображение, – через силу проговорил Бранд. – Зачем… три пульсации? Запись пытки. Компьютерная обработка… пятнадцать минут вся работа… любой справится.

– Бранд!..

– Мы могли бы и раньше догадаться. Это все от духоты… и бессонницы.

– Теперь можешь поспать немного, – рассмеялась Мелани, – пока я буду возиться с записью. Сейчас я из нашей гостьи сделаю такую красавицу – пальчики оближешь! Поспи прямо тут. – Звонко, от души влепив Бранду поцелуй чуть ли не в самое ухо, она унеслась.

Бранд поковырял в ухе пальцем. Ну вот, оглушила, на целую минуту отогнала сон… Зачем, спрашивается? Хотя, пожалуй, сейчас лучше не спать – много ли толку в четверти часа сна? Надо продержаться до конца, и не сидеть – засну непременно, – а ходить, ходить…

Мелани провозилась дольше, чем он предполагал, но он дождался, не заснув и не потеряв терпения. Мелани принесла новость: враг над головой.

– Пошли работать, – сказал Бранд и не прибавил, что осталось мало времени. К чему лишние слова?

Когда вооруженные люди ворвались в штрек, где помещалась опустевшая клетка мирмикантропа-самца, Бранд бродил взад-вперед и, сомнамбулически натыкаясь на стены, каждый раз боролся с искушением сползти по стене вниз и уснуть.

В кратких галлюцинациях он видел, как громадина чужого корабля плывет над материком с севера на юг. Поднявшись на более устойчивую меридиональную орбиту, корабль более не маневрировал. Компьютер давал его точное местоположение. Приблизительно же его можно было рассчитать даже в уме.

И малая точка, идущая снизу наперерез…

Топот многих ног. Безумно вытаращенные глаза Стаха.

– Где мирмикантроп?!

– Зачем? – поинтересовался Бранд, изо всех сил пытаясь не уронить голову.

– Зачем?! – Стах кивнул на свой плазменник и оскалился. – Поджарим гада и его гадюку тоже. Потом сделаем вылазку и положим тех, что наверху. Ты пойдешь с нами. Где он?..

– Его здесь нет, – бессмысленно улыбаясь, выговорил Бранд. – Он…

– Где?!! – взревел Стах.

– Пошел на перехват. Я выпустил его через аварийный лаз. Контакт с кораблем через десять-двенадцать минут.

– Что-о?!!

– Не знал, что ты плохо слышишь. Повторить?

– Ты украл его скафандр?

– И скафандр, и ядерный заряд, – покивал Бранд. – Но только не украл, а взял в кладовке во исполнение плана. Мирмикантропу велено прикрепить заряд к обшивке корабля и вернуться. До момента «ноль» осталось… – Бранд взглянул на часы, – четырнадцать минут с секундами.

– Те, наружные, его пропустили? – недоверчиво пробасил Шнайдер.

Бранд сделал неопределенный жест. Не имея возможности следить за окрестностями Цитадели, он не знал этого. Но почему-то верил в лучшее.

– Вернется он тебе, как же! – проскрежетал зубами Стах. – С десантом он вернется, лопух!

Стиснув зубы, Бранд доплелся до монитора, включил запись.

– К ней – вернется. И получит заслуженную награду. После того, как выполнит требуемое.

Его шатнуло. Справившись с головокружением, он добавил с невеселой усмешкой:

– Жаль, что он встретит не ту, ради которой предал своих…

– Ради этой… груды сала?! – спросил кто-то, пялясь на экран.

– Ради этой. Сразу начал вопить и дергаться, а через минуту заговорил по-человечески и согласился на все.