Все еще испытывая страх после своей детской выходки, Уолт выразил полное желание поучаствовать в упражнении. Мы медленно начали…

Бретт (обращает внимание на то, что лицо Уолта приняло отстраненное, задумчивое выражение, но руки, перекрещенные на груди, крепко сжаты): В данный момент я чувствую себя…

Уолт: Напряженно.

Бретт: Если бы мои руки могли говорить, они сказали бы…

Уолт (неуверенно): Не знаю.

Бретт (повышая голос): Мои руки напряжены, они кричат, что…

Уолт (удрученно, взволнованно, его голос звучит чуть тоньше): Я не знаю, не знаю!

Бретт (еще громче): Старайся, старайся. Я хочу сказать…

Уолт (снова детским голосом): Отстань!

Бретт (теперь тоже говорит детским голосом): Если не отстанешь, я…

Уолт (сжимая кулак): …тебе задам! (Он кажется более поглощенным гневом своего тела.)

Бретт: Мои кулаки говорят…

Уолт: Я зол.

Бретт: Я зол на то…

Уолт: …как люди со мной обращаются.

Бретт: Люди обращаются со мной, как с….

Уолт (энергично): …дерьмом!

Бретт: И это заставляет меня хотеть…

Уолт (с большим чувством): …убить их!

Неожиданно Уолт прервал упражнение и распрямил руки. Он сжал кулаки и с яркими эмоциональными деталями описал, как однажды его отец пришел домой в ярости и начал кричать на мать. Уолт попытался остановить ссору, но это привело лишь к тому, что отец напал на него. Уолт описал, что он чувствовал, лежа под тяжестью тела отца, руки которого сомкнулись у мальчика на горле, выдавливая из него жизнь. Только страстные мольбы матери спасли Уолта от удушения. В дальнейшем семья никогда не обсуждала этот случай. Он, как и Уолт, оказался спрятанным под кроватью.

Проблемой была не просто отстраненность и даже не гневливость. Проблемой была убийственная ярость. Уолт не мог позволить себе сердиться, не хотел стать таким, как отец. Подсознательно он был убежден, что его гнев может убить кого-нибудь. Вместо того чтобы копировать отца, Уолт постарался играть роль своей матери. Депрессия казалась небольшой платой за это. Он делал больно себе, но оберегал от вреда других. Джейни могла обижаться на его эмоциональную замкнутость, но по крайней мере ей не грозила смерть от его руки.

Во время рабочего дня Уолт был приятным и обаятельным студентом. Он мог устанавливать контакт с пациентами, хорошо взаимодействовать с коллегами и участвовать в командной работе с ординаторами и лечащими врачами. А дома, испытывая боль и гнев, невольно вызванные Джейни, он закрывался, возвращаясь через портал к пассивной защите. Он действительно становился другим человеком.

Обратите внимание, как изменилось состояние Уолта по прошествии относительно небольшого количества предложений. Главным было достичь определенного уровня фрустрации прямо во время нашего взаимодействия. Когда я сначала спросил Уолта, о чем говорят его скрещенные руки, он попытался закрыться словами «не знаю». Отказываясь принять этот ответ и развивая вопрос, я поднял давление. Принял роль Джейни, заставляя его открыться, вызывая тот самый гнев, которого он боялся больше всего. Когда гнев наконец возник, он произвел эффект прорвавшейся плотины, выпустившей сдерживаемые воды. Дотоле пассивное «я» Уолта внезапно переполнилось энергией; его напряженное тело, подавлявшее его агрессию, теперь стало живым и выразительным. Находясь в этом возбужденном состоянии, он немедленно оказался связан с сильным эмоциональным событием – его страхом перед отцом и страхом перед собственным гневом. В своем пассивном состоянии Уолт был непроницаем для терапевтической беседы; сердитый и энергичный Уолт был готов увидеть свою историю по-новому.

Заполнение пропусков в предложениях скрывает психотерапевтический прием, весьма применимый к трейдерам. Я дразнил Уолта до тех пор, пока он не разозлился на меня и не дал выхода эмоциям, чье присутствие выдавала метакоммуникация (скрещенные руки). Уолт чувствовал, что он не может позволить себе выпустить гнев; больше всего он боялся того, что станет таким, как отец. Позволив ему испытать на сеансе контролируемый гнев, терапия предъявила эмоциональное опровержение его страхов – непосредственное, основанное на опыте свидетельство того, что он может сердиться безопасно. Уолт понял, что выбор не обязательно должен происходить между злым, агрессивным папой и пассивной, подавленной мамой. Он мог быть кем-то еще – сердитым, но одновременно и любящим.

Однако понять это он мог, только пережив сильный эмоциональный опыт. Если бы я просто сказал ему об этом, он услышал бы слова, находясь в пассивном режиме, и они не оказали бы никакого эффекта.

Понимание трейдеров – самих себя или рынков – зависит от их душевного состояния. Значение этого для торговли очевидно: то, что вы знаете о рынке, – и как реагируете на то, что знаете, – зависит главным образом от умонастроения, в котором вы находитесь.

Чтобы изменить вашу торговлю, необходимо сначала переключить передачи ума и тела.

– Как это могло случиться со мной? – голос на другом конце телефонной линии оборвался, и некоторое время я мог слышать только рыдания. Ее звали Мэлори, и она явно страдала. – Он обещал мне, что все получится. Я вложила все, что у меня было, а теперь все пропало. Что мне делать? Я не могу просто выйти; я не знаю, что делать.

Я был готов поклясться всем чем угодно, что Мэлори говорила о неудавшемся браке. Но это было не так. Она говорила о своих инвестициях в ориентированный на рост взаимный фонд, рекомендованный ее брокером. Фонд резко упал, и Мэлори чувствовала себя пойманной в ловушку. Она не могла принять убыток, но не могла и продолжать терпеть муки, связанные с дальнейшим риском.

В беседах с Мэлори и другими людьми, оказавшимися в подобной ситуации, меня поразило то, насколько люди думают о своих инвестициях как о человеческих отношениях. Может быть, это не так уж и удивительно. Люди инвестируют себя в отношения с супругами, детьми, друзьями и членами семьи. Динамика риска и неуверенности здесь не так уж различна, будь то отношения душевные или финансовые.

Причина моего удивления в том, что люди склонны использовать для описания проблем с портфелем тот же язык, что и для брачных проблем. Как Мэлори, они начинают роман со своими акциями с высоких ожиданий. Обезумев от любви, проверяют котировки каждый день, а иногда и много раз в день. Когда дела идут хорошо, счастливые акционеры не могут не поделиться своей радостью с другими и ощущать лояльность и привязанность к выбранной компании. Одна немолодая женщина, владевшая волатильными акциями, которые казались явно несоответствующими заявленным ею финансовым потребностям, ощетинилась, когда я намекнул на возможность их продажи. «От них я видела только добро! – воскликнула она. – Как я могу от них отказаться?» Пристыженный, я сменил тему и почувствовал себя так, будто предложил сдать ее мать в дом престарелых для неимущих.