class="p1">— И ее тоже. Ну, бывайте. — И Ушанги ушел.

— Мог бы укоротить свои штаны… — хмыкнула Циала, глядя ему вслед, потом обернулась к Гено и спросила: — Признавайся все-таки, куда ты идешь?

— Успокойся, Циала. Я иду с вами.

— Нет, я серьезно. Мне ужасно интересно, куда ходят женатые мужчины.

— В кино собирался, — сказал Гено.

— Ой, а я его вчера посмотрела!..

— Не беда, посмотришь еще раз. А твоя подруга тоже уже посмотрела?

— Не знаю. Ты видела этот фильм, Тебро?

Тебро покачала головой.

— Тебро… Кто дал тебе такое чудесное имя? — Гено подался вперед и заглянул в лицо девушке, шагавшей рядом с Циалой.

— Мама, — с явным удовольствием ответила девушка.

— Давайте поедим мороженого, а потом можешь идти в кино.

— Один?

— Возьми с собой Тебро.

— Охотно. Но мы опоздаем.

— Можно на второй сеанс. Будь Мака дома, я не стала бы тебя задерживать.

— Верно, Маки дома нет! Значит, идем в наше «счастливое» кафе!

— Вроде, когда Мака здесь, ты так уж нигде не бываешь!

— Да, но тогда, сидя за столом, я чувствую над собой… — Гено понял, что увлекся, и замолчал.

— Сейчас же перестань! Тебро решит, что ты серьезно! — воскликнула Циала. — Если б ты только знала, Тебро! У него жена — сущий ангел!.. Фу, противный! — Циале хотелось показать подруге, что она на короткой ноге с начальством. — Если это кафе, — сказала она, входя в странное дощатое помещение, сколоченное в форме цилиндра, — то что же тогда амбар?

— А Тебро никогда не разговаривает или только сегодня?

— Тебро? — Цпалу словно удивил этот вопрос. — Она еще заговорит. Потом.

Гено покоробило какое-то невысказанное (а может быть, как раз прозвучавшее в ее словах) превосходство.

— С такими глазами Тебро могла бы совсем ничего не произносить, — «сказал он.

Циала вдруг порывисто обернулась к подруге и заглянула ей в лицо.

— Да, ее глаза умеют говорить…

Циала все-таки посмотрела фильм во второй раз. Во время сеанса она шепталась с Тебро, объясняла ей происходящее на экране, заранее рассказывала события.

Когда они вышли из кинотеатра, солнце уже садилось, и силуэты окрестных гор темнели на розовом небе.

— Что мне сказать дома: где я была?.. — захныкала Циала.

— Скажи правду. Тем более, что скрывать тебе нечего, — ответил Гено.

Циала сразу осеклась и, переждав некоторое время, заговорила обычным тоном:

— Гено, у нас к тебе дело. Ты не мог бы немного проводить нас?

Они пошли прочь от кинотеатра. Сзади, за их спинами, садилось солнце, и на пути у них легли тонкие удлинившиеся тени.

Словно желая помешать разговору подруги с Гено, Тебро потянула ее за руку.

— Пусти!

— Что опа?

— Стесняется, — сказала Циала так, словно застенчивость вообще была не свойственна Тебро.

— Скромность украшает женщину.

— Знаем, знаем…

— Я вижу, Циала хочет сказать мне что-то интересное.

— Вовсе нет, — проговорила, наконец, Тебро.

— Ничего особенного, поскольку речь идет о простой протекции.

— Что я могу?

— Гено, я знаю, ты добрый человек, поймешь. Вот Тебро… она неплохая девушка, поверь. Пусть Дементий примет ее корректором — будет со мной работать.

— С нами, ты хочешь сказать, — поправил ее Гено.

— Да, с нами. Пятый месяц человек без работы. На заочном учится…

— Доментия собираются перевести.

— Может быть, он успеет до перехода сделать это. Он тебе не откажет. Я бы сама сказала, но лучше, если ты.

— Сказать не проблема…

— Вот и отлично!

На перекрестке Циала остановилась.

— А теперь я пошла. Утром, надеюсь, ответ будет известен, — и она, не оглядываясь, перебежала через улицу.

— Так мы остались одни, Тебро…

— Вам это неловко? Тогда я пойду.

— Нет, что ты! Напротив.

Они вышли к реке. На мосту Гено остановился, облокотился о перила. Река текла мутная, желтовато-коричневая и несла с собой измочаленные корни ив.

— Тебро, твои волосы того же цвета, что и корни ив.

— Циала говорит, что вы никогда не лжете.

— Это вовсе не потому, что я такой уж благородный. Неправда трудна, ее нужно придумать, а правда — вот она, смотри и говори.

— Вы пишете какую-то книгу?

— Нет. То, что я пишу, это не книга. Книга-роман. Пойдем, я тебе еще кое-что скажу…

За мостом дорога выгибалась влево, а справа, у основания отвесной скалы, оставался новый, еще не загудронированный участок пути.

Близилась ночь.

— Вы обещали что-то сказать…

— Да, сейчас, — Гено взял Тебро под руку. — Ты знаешь, какие у тебя глаза?

Тебро даже остановилась:

— Не знаю.

— Не удивляйся: когда в известковой яме набирается дождевая вода, она прозрачна и чиста, как твои глаза.

Дорога круче пошла в гору. В небе горела звезда.

— Может быть, посидим?

— Посидим.

Они сели на скатившийся к обочине высокий валун.

Совсем стемнело. Внизу лопотала невидимая в темноте река.

Тебро, притихнув, поглядывала на дорогу.

— О чем ты думаешь?

— О той звезде, что одиноко горела, когда мы шли в гору. Теперь ее и не найдешь… На таком огромном небе не нашлось ни одной звездочки для меня.

Она умолкла, и стало очень тихо.

— Что скажет жена, если увидит нас сейчас?

— Почему ты вспомнила о моей жене?..

Тебро промолчала.

«Она опять заговорит о Маке. Ей кажется, что она отнимает что-то у Маки, и это ее мучает».

— Я ничего у нее не отнимаю.

На этот раз промолчал Гено.

— Я ни у кого ничего не отнимаю, — шепотом продолжала Тебро. — Я сама несчастна. Для себя.

— Тебро!..

— С тех пор, как я разошлась с мужем… у меня нет друзей. Циала — моя лучшая подруга. Вы же видели? Она любит меня… Нет, жалеет.

Гено встал и обнял ее за плечи.

— Пойдем?

— Конечно. Не ночевать же тут.

На остановке автобуса кто-то поклонился Гено.

— Кто такой?

— Не помню.

— Идите. Нехорошо. Вас тут все знают.

В конце улицы показался автобус. Тебро подошла к Гено, взяла его за руку. Какое-то время она стояла так, потом, заметив на противоположной стороне позднего прохожего, поспешно отошла и встала там, куда должен был подъехать автобус.

Слава богу, наконец все было позади. Ослабевший Симон спал под действием наркоза. Напротив него, на застеленной койке, с раскрытой книгой в руках дремала Мака. Книгу эту она выпросила у доктора Хиджакадзе. Ей хотелось самой узнать что-нибудь о болезни отца. Но сейчас она была так измотана, что когда Бичико и племянник отца выходили из палаты, не смогла проводить их даже до дверей — легла на койку и закрыла глаза, вернее, просто дала им закрыться. Хорошо, если б хоть часа полтора никто не приходил. Единственное, что время от времени всплывало в ее сознании, это то, что вскоре отцу