Несмотря на это, Пинкер стоит перед публикой и, не стесняясь, на голубом глазу заявляет, что диаграмма представляет собой корректную оценку смертности доисторических собирателей в войнах. Трудно поверить – в буквальном смысле этого выражения250.

Пинкер не одинок в демонстрации такой ловкости рук для распространения мрачного гоббсианского мировоззрения на доисторические времена. Подобная выборочная демонстрация сомнительных данных, к сожалению, свойственна большей части литературы по кровожадности человеческого рода.

В книге «Демонические самцы» Ричард Рэнгем и Дейл Петерсон признают, что война есть вещь редкая в природе, «непривычное исключение в обычной жизни животных». Но поскольку примеры межгруппового насилия документально засвидетельствованы как у людей, так и у шимпанзе, то, утверждают они, склонность к войне, очевидно, является древним человеческим качеством, доставшимся нам от наших последних общих предков. Мы не более чем «ошарашенные, уцелевшие в непрерывном месиве убийственной агрессии длиной в 5 миллионов лет», предупреждают они. Ой.

Но где же бедные бонобо? В книге объёмом более 250 страниц слово «бонобо» встречается лишь на одиннадцати из них, и то, только чтобы исключить вид из рассмотрения, поскольку он якобы меньше представляет нашего древнего предка, чем обычный шимпанзе. Правда, многие антропологи утверждают обратное251. Но, по крайней мере, здесь бонобо хотя бы упомянут.

В 2007 г. Дэвид Ливингстон Смит, автор книги «Самое опасное животное: человеческая натура и происхождение войны», опубликовал эссе, где изложил эволюционные доводы в пользу того, что война родом из нашего обезьяньего прошлого. В ужасающих описаниях того, как шимпанзе дерутся до кровавого месива и едят друг друга заживо, Смит постоянно ссылается на них как на «наших ближайших родственников среди обезьян». Однако из этого эссе вы не узнаете, что у нас есть ещё один такой же близкий сородич. Бонобо совершенно забыли – странно, но вполне типично252.

Наряду с картинами зверства и насилия у шимпанзе, почему миролюбивые бонобо, не менее релевантные в данном контексте, не заслуживают даже упоминания? Почему отчаянные вопли про ян и ни единого шёпота про инь? Это, конечно, интригует – тёмное царство и ни луча света, но в кромешной темноте можно ведь и заблудиться. Литература по древним истокам воинственности, к сожалению, повсеместно использует такие приёмы в духе «ой, а про бонобо мы забыли».

Но это подозрительное забвение обнаруживается не только в дискуссиях про войны. Везде, где авторы заявляют о наследственной жестокости мужчин, примеры с бонобо отсутствуют. Поищите хоть слово о них в главе о происхождении изнасилований, в «Тёмной стороне человека»: «Изнасилование не есть изобретение человека. Скорее всего, люди унаследовали такое поведение у наших предков-обезьян. Изнасилование – обычная репродуктивная стратегия самца, применявшаяся,

скорее всего, на протяжении миллионов лет. Самцы людей, шимпанзе и орангутангов постоянно насилуют самок. Дикие гориллы насильно заставляют самок совокупляться с ними. Так же насилуют самок и гориллы в неволе»253 (выделено в оригинале).

Оставим пока путаницу с определением изнасилования в животном мире. Животные не могут внятно сообщить нам о своих истинных стремлениях, целях и переживаниях. Однако изнасилование, так же как и инфантицид, война и убийство, никогда не были замечены у бонобо за несколько десятилетий наблюдений. Ни в природе, ни в зоопарке. Никогда!

Может, этот факт заслуживает хотя бы маленькой ссылочки в конце книги?

Даже если отбросить сомнения, связанные с бонобо, природа «воинственности» шимпанзе вызывает дополнительные вопросы. В 1970-х Ричард Рэнгем был аспирантом и изучал влияние снабжения пищей на поведение шимпанзе в исследовательском центре Джейн Гудолл в Гомбе, Танзания. В 1991 г., за пять лет до выхода в свет «Демонических самцов» Рэнгема и Петерсона, Маргарет Пауэр опубликовала результаты своего глубокого исследования: «Эгалитаристы: люди и шимпанзе». В нём она задаёт интересные вопросы о некоторых исследованиях Гудолл (надо сказать, книга проникнута исключительно восхищением госпожой Гудолл, её научной добросовестностью и намерениями). Но ни имя Пауэр, ни озвученные ею сомнения не нашли отражения в «Демонических самцах».

Пауэр отметила, что данные, собранные Гудолл в первые годы исследований в Гомбе (1961–1965), дают иную картину социального поведения и воинственности шимпанзе, нежели ту, которую она и её коллеги представили несколькими годами позже на всемирное обозрение. Наблюдения в течение этих четырёх лет в Гомбе оставили Гудолл под впечатлением, что шимпанзе «гораздо более миролюбивы, чем люди». Она не нашла никаких свидетельств «войн» между группами, лишь редкие вспышки агрессии между отдельными особями.

САМЦЫ ЛЮДЕЙ, ШИМПАНЗЕ И ОРАНГУТАНГОВ ПОСТОЯННО НАСИЛУЮТ САМОК. ДИКИЕ ГОРИЛЛЫ НАСИЛЬНО ЗАСТАВЛЯЮТ САМОК СОВОКУПЛЯТЬСЯ С НИМИ. ТАК ЖЕ НАСИЛУЮТ САМОК И ГОРИЛЛЫ В НЕВОЛЕ.

Это первоначальное впечатление о миролюбивости приматов совпадает с исследованиями, опубликованными через сорок лет, в 2002 г., приматологами Робертом Суссманом и Полом Гарбером. Они представили всесторонний обзор научной литературы по социальному поведению приматов. Проанализировав более 80 исследований о том, как различные приматы используют своё время, они обнаружили, что «почти у всех видов, начиная с дневных лемуров (самых примитивных из приматов) и кончая человекообразными… обычно активное социальное поведение любого рода занимает не более 5 % от времени их бодрствования», и «обычно гораздо меньше 1 % времени они дерутся или конкурируют». Кооперативное, дружелюбное поведение, такое как игры или взаимный уход за шерстью, в десять-двадцать раз более распространено среди всех без исключения видов приматов, нежели конфликты254.

Но, по мнению Пауэр, впечатление Гудолл об относительной гармонии вдруг изменилось, и не случайно. Это произошло, когда шимпанзе стали подкармливать сотнями бананов ежедневно, чтобы они постоянно находились около лагеря для удобства наблюдений.

В природе шимпанзе разбредаются и ищут пищу поодиночке или в маленьких группах. Поскольку еда рассеяна по джунглям, соревновательность маловероятна. Но, как замечает Франс де Вааль, «как только человек начинает кормить животных, даже в джунглях, мир и спокойствие быстро нарушаются»255.

Горы благоухающих фруктов запирались в неприступных железобетонных хранилищах, и подкормка выдавалась каждый день по часам. Это кардинально изменило поведение шимпанзе. Помощникам Гудолл приходилось постоянно ремонтировать хранилища, поскольку разочарованные обезьяны находили бесконечные способы их взлома. Запретный плод – это было что-то новое для них. Это удивляло и возмущало. Представьте себе комнату, полную трёхлетних неуправляемых детишек (каждый из которых будет посильнее четверых взрослых) на новогоднем празднике, которым положили под ёлку коробочки с подарками, но попросили неизвестно сколько подождать и не открывать.

Через несколько лет, вспоминая этот период, Гудолл писала: «Постоянное кормление возымело ярко выраженный эффект на поведение шимпанзе. Они начали ходить большими группами чаще, чем раньше. Они спали неподалёку от лагеря и, проснувшись рано утром, направлялись к нему шумными стаями. Самое неприятное – взрослые самцы становились всё более и более агрессивными… Не только стало намного больше драк, чем раньше, но многие шимпанзе бродили около лагеря часами каждый день» (выделено авторами)256.