— Мое тело вот так же убежало… Вскочило — и убежало, а я бросилась за ним — как же тело может без души жить… Полетела я за ним, да разве его в такой толпе найдешь, когда вокруг одни бездушные — и над ними — рой душ… И все потерянные. И все стараются найти свое тело…

Застенчивая Душа замолчала и посмотрела вниз. И все души, не сговариваясь, опять посмотрели туда, вниз, на толпы тел, бездушных и суетливых, и на стайки, целые рои душ, пытавшихся найти свое тело, или даже уже и не пытавшихся его найти, просто сидевших на ветках и на карнизах домов.

— Душераздирающее зрелище, — прошептала одна из душ, и поток слезинок после этих слов усилился.

— Эх, — грустно произнесла Грустная Душа, сидевшая молчком на карнизе крыши и слушавшая весь этот разговор издалека, — сколько раз я вот так терялась — и сколько раз по ошибке не в свое тело вселялась… Летишь вот так, летишь за ним, вроде — находишь, войдешь в него, начинаешь уже устраиваться, успокаиваться, и вдруг чувствуешь — не то это тело, и оно чувствует — что-то с ним не так. И человек, в чье тело ты вошла, просто сам не свой. А будешь тут сам не свой, когда свою душу потерял, и в тебя другая, чужая душа вошла…

— А я сколько раз ошибалась… — нежным голосом произнесла нежная и тонкая, светящаяся каким-то необычно нежным свечением, душа. — Ведь они, тела эти, еще моду взяли — краситься, да так, что собственная душа узнать не может. Так себя иной раз размалюют, мама дорогая, никогда не скажешь, что в этом теле такая нежная и чувствительная душа живет… — Нежная Душа замолчала и добавила грустно: — Вот и ошибаешься, или просто его не узнаешь. И бродит оно где-то, размалеванное и неприкаянное, и все его принимают не за того, кто оно есть, потому что встречают-то по окраске, по одежке, в душу-то никто не заглядывает. Да и куда заглядывать, когда вместо души — пустота…

Души замолчали. Слышно было только нежное жужжание их крылышек да отдельные легкие вздохи, печальные и быстрые…

Только и слышалось:

— Ах…

— Ах…

— Ах…

— А я вам вот что скажу, — авторитетно заявила душа, по которой было видно, что все-то она уже в жизни пережила, все испытала. — Первое правило: если потерялась — не мельтеши, нечего, как собаке, бегать и искать потерянное тело. Сиди на том месте, где потерялась, — так шансы найти свое тело возрастают…

Опытная Душа замолчала, как бы призывая слушающих ее душ внимательнее прислушаться к ее мудрым советам.

— Я по неопытности раньше тоже все летала, все искала свое тело, которое так и норовило без души из дома убежать. А потом поняла: пусть бегает без души, если ему так хочется. Пусть живет без души. Пусть бегает, суетится, какие-то роли играет, какие-то мертвые слова произносит. Пусть живет с закрытым сердцем — нелюбящее и одинокое. А я его дома подожду. Ведь рано или поздно оно домой все равно примчится. И будет ему со мной душевно, тепло. Хоть дома оно нормальным, живым человеком будет…

Души слушали Опытную Душу внимательно, с уважением к ее опытности. Только Застенчивая Душа скромно как-то, как бы стесняясь самого своего вопроса, спросила все же тихим голосом:

— А что же вы сейчас не со своим телом?

Опытная Душа смутилась. И, казалось, даже покраснела немного. И сказала как-то приглушенно:

— Не вернулось оно однажды домой… — И добавила, совсем уже смутившись: — Посадили его в тюрьму… Убило оно кого-то…

И вздохнула Опытная Душа, как бы сама удивляясь, как ее замечательный опыт и правило «жди — где потерялась», — не сработали.

А Брошенная Душа, взволнованная всеми этими разговорами, сказала то, что давно уже хотела сказать:

— А я вот не потерялась. От меня отказались. Меня — бросили…

— Это бывает, — произнесла Опытная Душа. И души согласно замахали крылышками, подтверждая, что это очень распространенное явление. — Это очень часто бывает, когда молодые, живые, любящие люди — встречаются с бездушными телами с закрытыми сердцами. И после встречи этой еще недавно живые и душевные люди тоже закрывают свои сердца. Отказываются от своих чувств, от любви, становятся бездушными, мертвыми…

— Так что же делать-то?… Что — делать?… — даже не сказала — почти закричала Брошенная Душа.

И души, посмотрев на нее с удивлением, затрепетали крылышками и заговорили наперебой:

— Ждать — что же еще делать…

— Искать — что же еще остается…

— Да ничего не делать — понадобимся им, телам этим, сами о нас вспомнят…

— Но как же, как же это, — не унималась Брошенная Душа, — как же так, — как же оно, тело это, будет жить без меня?… Как же так можно — без души?… Как же можно — без любви?… Ведь она же пропадет без меня, девочка моя…

— Про-па-дееет… — протянула одна из душ. — Да никуда она не пропадет, будет жить, как все, как все эти тела бездушные, мертвые живут…

И она посмотрела вниз, и Брошенная Душа тоже посмотрела вниз, где бездушные эти тела ходили, что-то жевали, что-то покупали, тащили с бездушными лицами своих детей, которых завели без души и растили — без души…

— Не пропадет… — повторила все та же душа… — Такие не пропадают… Такие где хочешь выживут…

Но Брошенную Душу это все не только не успокоило — возмутило, испугало, привело в состояние возбуждения.

— Полетела я, — сказала она. — Не могу я так. Надо мне девочку свою найти. Надо спасать мою девочку. Не хочу я, чтобы бездушной она была. Не хочу, чтобы она с закрытым сердцем, без любви жила. Не хочу, чтобы, как эти, — она посмотрела вниз и произнесла осторожно, как бы боясь заразиться от самого слова, — «мертвецы» жила…

И полетела душа дальше. Полетела, опускаясь низко, чтобы успевать рассматривать встречавшиеся ей тела, чтобы девочку свою увидеть, не пропустить…

И встречаясь с пролетающими душами, расспрашивала их — не видели ли они ее девочку…

И отрицательно отвечала на их вопросы:

— А вы не встречали здесь тело женщины — уставшее такое, замотанное, вечно спешащее…

— Вы не видели тела мальчика, такого хорошенького мальчика, еще вчера мы были вместе, а сегодня обиделся он на весь мир — и стал холодным и бездушным…

— Тело молодой женщины я потеряла… Яркое такое, привлекательное тело… Ох, как же тяжело ему будет жить без души…

…Она спустилась очень низко — чтобы не упустить, заметить тело своей девочки. Она летала почти над головами людей и поражалась, как мало было среди них действительно светлых и живых, с ясными, открытыми глазами, с хорошими, сияющими лицами. Как отдельные островки света были эти живые лица, живые люди. И одного взгляда на них было достаточно, чтобы увидеть, — с ними, с этими людьми все в порядке. Живут они в согласии с собой, в любви и радости. И душа у них поет. Потому что душа — она всегда поет, когда на месте.

Но таких, живых были единицы. В массе тела были темны, напряжены и замкнуты. И глаза их были тусклы. Как у мертвецов.