Прибывшая сюда прямо из разоренного дома и познавшая муки голода, я не могла не удивляться, слыша, как они жалуются в Радфорде на плохое с ними обращение, в то время как на столе у них было полно еды. Но не успели мы сесть за стол (мне не хватило наглости в первый вечер попросить подать мне ужин в комнату), как Джо пустился с жаром критиковать диктаторские замашки армии.

– Его величество счел нужным присвоить Ричарду Гренвилу звание генерала на западе, – сообщил он. – Очень хорошо. Мне нечего возразить против такого назначения. Но когда Гренвил пользуется своим положением и под предлогом того, что ему необходимо кормить армию, захватывает весь скот в радиусе тридцати миль и больше, и ущемляет права, и попирает чувства помещиков, повторяя одну-единственную фразу: «Военные нужды прежде всего», – нам всем пора выразить свой протест.

Если Джо и помнил о моем старом союзе с Ричардом, то в пылу разговора он весьма кстати забыл о нем. Не ведал он и о том, что в прошедшие недели юный Дик находился на моем попечении в Менебилли. Робин, не чаявший души в своем командире Беркли, с удовольствием вторил Джо.

– Беда в том, что Гренвил, – вставил Робин, – настаивает, чтобы его парням платили. Люди под его командой уподобляются наемникам. Ни свободного постоя, ни поборов, ни фуража, каких им хотелось бы, – все это тяжелым бременем ложится на таких людей, как мы, которым приходится снабжать армию деньгами.

– Вам известно, – продолжал Джо, – что комиссары[15] графства Девон вынуждены выделять ему тысячу фунтов в неделю на содержание его армии. Говорю вам, это тяжело бьет по нам.

– Это ударило бы по вам еще сильнее, – сказала я, – если бы ваш дом был сожжен сторонниками парламента.

Они в изумлении уставились на меня, я заметила, что и юная Филиппа смотрит на меня, дивясь моей смелости. В Радфорде женщинам привычнее было молчать.

– По-видимому, моя дорогая Онор, – холодно произнес Джо, – подобного не произойдет.

И, повернувшись ко мне спиной, он снова стал твердить об оскорбленном девонском дворянстве и о том, как этот новоиспеченный генерал на западе холодно заявил им, что нуждается во всех их лошадях и мушкетах для осады Плимута и, если они не отдадут их ему добровольно, он пошлет роту солдат, чтобы забрать все это.

– Не вызывает сомнений, что этот субъект начисто лишен угрызений совести, – подал голос Перси, – но справедливости ради я должен сказать, все местные жители говорят мне, что пусть уж лучше у них в деревнях будут люди Гренвила, чем конница Горинга. Если Гренвил застает кого-либо из своих парней за грабежом, того тут же расстреливают. А люди Горинга оставлены без всякого присмотра и пьют с утра до вечера.

– Но согласись же, – нахмурился Робин, – Горинг со своей конницей заслуживают небольшого отдыха теперь, когда самое худшее уже позади. Бессмысленно заставлять парней ходить по струнке в течение всего дня.

– Робин прав, – сказал Джо, – некоторая вольность позволительна, чтобы поддержать в людях боевой дух. Иначе нам никогда не выиграть войны.

– Куда вероятнее, что вы ее проиграете, – заметила я, – если будете позволять им болтаться по деревне в расстегнутых мундирах.

Мое высказывание пришлось тем более некстати, что как раз в этот момент в комнату вошел слуга и объявил о приходе сэра Ричарда Гренвила. Он вошел тем стремительным шагом, что был мне так хорошо знаком, громко звеня шпорами о каменные плиты. Абсолютно не думая о впечатлении, которое это могло произвести, он, холодно кивнув Джо, как хозяину дома, сразу же направился ко мне, поцеловал мне руку и спросил:

– Какого черта ты приехала сюда, а не в Баклэнд?

То, что он сразу же поставил меня в неудобное положение перед моими родственниками, его не волновало. Я пробормотала что-то о приглашении брата и попыталась представить его обществу. Он поклонился Филиппе, но немедленно снова повернулся ко мне.

– Ты утратила дородность, которая столь красила тебя, – произнес он. – Ты теперь худа, как церковная крыса.

– То же случилось бы и с тобой, – ответила я, – если бы ты в течение четырех недель был пленником мятежников.

– Щенок целыми днями требует тебя, – продолжал Ричард. – Он прожужжал мне все уши о твоих достоинствах, так что меня уже тошнит от них. Я оставил его за дверью с Джозефом. Эй! Отродье!

Он развернулся на каблуках, окликая сына. Думается мне, я не встречала другого человека, кто мог бы за столь короткое время буквально заполнить своим присутствием всю комнату и превратиться, как это было в случае с Ричардом, в хозяина дома, который никоим образом ему не принадлежал. Джо сидел за столом с салфеткой в руке, а с ним Робин и Перси; они уподобились бессловесным слугам, ждущим, когда Ричард отдаст распоряжение. Дик – как всегда робкий и напуганный – осторожно проскользнул в комнату, при виде меня его темные глаза вспыхнули; за ним вошел юный Джозеф Гренвил, родственник и адъютант Ричарда, своими чертами лица и цветом волос столь походивший на генерала, что я уже не в первый раз задалась вопросом – да простит мне Господь мое назойливое любопытство, – уж не умышленно ли Ричард напускал туману, когда говорил о степени их родства, и не был ли юный Джозеф таким же его сыном, как и Дик. Да проклянет тебя Господь, думала я, за то, что ты плодил сыновей по всей округе еще даже до того, как я стала калекой.

– Вы ужинали? – спросил Ричард, дотрагиваясь до сливы. – Эти мальчишки, да и я тоже, не прочь съесть и второй ужин.

Джо, как говорится в таких случаях, покраснел до ушей и велел слугам принести обратно баранину. Дик протиснулся среди сидевших за столом и опустился на стул рядом со мной, как собачонка, отыскавшая свою потерянную хозяйку, и, пока ели, Ричард разглагольствовал об опрометчивости короля, двинувшегося на восток, не дождавшись, пока будет взят Плимут.

– С таким же успехом можно говорить со стеной, господи меня помилуй, – сказал Ричард с набитым бараниной ртом. – Он смыслит в военном деле не больше той дохлой овцы, что я сейчас глотаю.

Я заметила, что мои братья недоуменно переглядываются: чтобы генерал осмелился так критиковать своего короля?!

– Пока дышу, я буду сражаться за него, – говорил Ричард, – но для страны было бы куда проще, если бы он спрашивал совета у солдат. Набивай пищей свое брюхо, щенок. Разве тебе не хочется стать таким же красивым мужчиной, как Джо?

Я заметила, как Дик бросил на Джо быстрый взгляд, в котором блеснула ревность. Значит, Джо, несомненно, был любимцем. Какая между ними огромная разница во всем – один большой, широкоплечий, рыжеволосый; другой – маленький, с черными глазами и волосами. Я с завистью подумала, какая же пышущая здоровьем деревенская девица была матерью Джо, и жива ли она еще, и что с ней произошло? Но пока я думала над этими вопросами, обуреваемая ревностью, как и Дик, Ричард продолжал: