— Ну и славно, Филя. Ты все-таки постарайся объяснить Щербатенко великое преимущество мирного решения. Ну пока…

И Александр Борисович начал набирать, глядя на клочок газеты с записанным на нем рядом цифр, номер второго мошенника. Надо же, бывший мент! Да не простой, в начальниках ходил. И чего ж это их всех заносит — на старости-то лет? От житейской неустроенности? Нереализованных талантов? Ну не от гордости же за родную державу…

— Михаил Григорьевич?

— Слушаю? — ответил настороженный голос. Довольно бодрый, впрочем.

— Турецкий. Александр Борисович, если желаете. Звоню вам, чтобы сообщить, что у меня очень мало времени. А у вас его вообще нет. И если вы хотите вообще продолжить наш разговор, тогда, будьте любезны, вместе со всем вашим хозяйством — вы понимаете, о чем речь, — пожаловать ко мне в гостиницу «Салют». Номер тридцать седьмой. Соответственно, этаж третий. Это в районе вокзала.

Гапонов ответил после недолгой паузы:

— С гостиницей можете не объяснять, я сам в ней живу. И вас видел. С момента появления. В аэропорту. За вами этот приезжал…

— Теперь мне понятно, почему вы сразу зарылись в песок. Разумно. Ваши бы таланты, да в мирных целях… Ну что ж, раз уж вы рядом, заходите, не будем тянуть резину.

— Минутку, а какие твердые гарантии я мог бы?..

— Никаких. Кроме того, что мне совсем не хочется передавать ваше дело следственным органам. Вам уже по возрасту поздновато на «кичу», а вашему молодому зятю — и вовсе не к лицу. Жена, говорят, молодая и красивая, и на полсотни «кусков», что вы уже добыли, она долго не протянет. А дальше — сами знаете, контингент-то знакомый поди, и все дорожки — кривые.

— Вы убедительно излагаете…

— Ну а если убедительно, не будем переливать из пустого в порожнее. Идите, я здесь один и задерживать вас не собираюсь.

Он действительно находился рядом, потому что вошел в номер без стука спустя минуты три, не больше, с сумкой в руке.

Оглядели друг друга. Гапонов был мрачен. Турецкий слегка улыбался. Рукой показал на стул у стола и сел сам, напротив.

— Вообще-то у меня имеется запись разговора с Коржом, где он сам делает заказ и четко определяет условия работы и оплаты, — сказал Гапонов. — И доказать, что заказ был сделан под какой-то угрозой, невозможно.

— Ну да, а вы поступили благородно, решив его предупредить. Тем более что Щербатенко днем раньше, если не ошибаюсь, уже сделал нам письменное признание в том, что был просто вынужден, под угрозой и так далее, заказать своего бывшего партнера. Как вы думаете, суд вам поверит?

Гапонов молчал.

— Вот и я так думаю. Ну что, денег жалко? Так не ваши ведь. И заработаны неправедным путем. Вы ж в угрозыске работали, знаете…

— Деньги-то что? Вот! — он достал из сумки толстенький такой конверт и небрежно кинул на стол. Было похоже, что он так ни разу и не открыл его, ну разве что купюры пересчитать… мало кто может отказать себе в таком невинном удовольствии.

— А что вас еще не устраивает? — хмыкнул Турецкий.

Гапонов как-то многозначительно пожал плечами, вроде бы и развел руками, но мысль не сформулировал. Мол, что-то не так, а что конкретно, сказать трудно. Понимай как хочешь.

— Тогда у меня к вам, Михаил Григорьевич, будет еще одно серьезное дело. Я вам дам лист бумаги, а вы прямо здесь и сейчас напишите мне несколько фраз. Я надеюсь, вы сами поймете, зачем это необходимо. Текст примерно такой: «Господин Турецкий, мне известно, что вы занимаетесь делом Корженецкого. Я тоже имел к нему некоторое отношение. В конверте, который вам передаст портье в гостинице, находятся деньги, выданные мне указанным господином в качестве аванса за убийство его бывшего партнера господина Щербатенко, находящегося в настоящее время в Москве. Взвесив все обстоятельства, я решил отказаться от предложения господина Корженецкого и, не имея желания с ним больше встречаться, прошу вас оказать мне любезность и вернуть ему аванс. Магнитофонную запись нашего с ним договора я, исключительно для страховки и собственной безопасности, оставляю у себя. Пожалуйста, передайте ему эти деньги и скажите, что наш с ним договор аннулирован». Вот такой, с вашего позволения, текст, Михаил Григорьевич. Устраивает — пишите. С автографом в конце. И числом. А сами — до того, как я получу и открою конверт, — постарайтесь оказаться в поезде, следующем в Москву, или иной конечный пункт, который вы себе наметите. Это все, что я могу сделать для вас.

— А вот меня интересует, зачем вы это делаете? Какая вам личная польза? Не верю я во всякие там благодеяния и прочее.

— Это тем более любопытно слышать, притом что сами в «робингудов» игру затеяли! — засмеялся Турецкий. — Нет, никаких благодеяний. Просто, не поверите, мне понравилась ваша задумка — чисто по-человечески. Даже, скорее, как читателю приключенческой повести. С загадкой. И все. А еще понравилось то, что мне удалось ее довольно быстро разгадать. И я понял, в чем ваши основные ошибки. Вам бы посоветоваться со мной, да кто ж знал, верно? И потом я был уверен, что выстрелов никаких не будет, даже из пугача. И мне вас стало, извините, жалко. Как тех американских парней из истории про юного предводителя краснокожих. Помните, кино было — маленький рыжий Федя Стуков? И еще Вицин со Смирновым, которые потом драпали до канадской границы… Что, кстати, впору сделать сейчас и вам с зятем… Но я не слышу вашего решения. Неужели я так ошибся в вас? — Турецкий наигранно трагическим жестом вскинул руки.

Гапонов посмотрел на него с иронией.

— Да ладно, будет вам… Ваша взяла, что ж я не понимаю разве? Ручку давайте… Как вы там сказали?..

Турецкий сделал ораторский жест, выбросив руку вперед, собираясь начать диктовку, но Гапонов перебил его вопросом:

— А может, как-нибудь все-таки сумеем договориться? — и посмотрел с надеждой.

— Не-а, — отрицательно качнул головой Александр Борисович. — Вы ж мужчина, не теряйте времени, а то до канадской границы все-таки не близко…

Зазвонил его мобильник. Александр Борисович послушал и, сказав «угу», отключился. И добавил Гапонову:

— Начинайте. «Господин Турецкий, мне известно, что вы занимаетесь делом Корженецкого…», и так далее. Я выйду на секунду и сейчас же вернусь…

В начале рабочего дня провели оперативное совещание в городской прокуратуре. И на нем пришли к общему выводу, что основные следственные мероприятия по делу об убийстве иностранного дипломата, по существу, завершены.

Во-первых, установлено, что никакой конкретной политической подоплеки в этом уголовном преступлении не было. Если не считать, конечно, «политикой» нападение на каждого человека с другим цветом кожи, связавшегося с русской девицей. Вынужденно-добровольное признание участника драки, во время которой по ошибке был убит иностранный дипломат, в деле имеется.