Правда, дяденька Зембряну все-таки один раз приходил и рассказывал, что у него дома, в Тимишоре, родилась маленькая девочка и что он ее назвал моим именем: «Валерика». Только жалко, что он не может туда поехать и на нее посмотреть, потому что теперь никому в отпуск уезжать не разрешается.

Он, Зембряну, вообще в этот раз пришел в гости к папе. Сел возле него на сапожный стульчик и снял с ноги одну туфлю, чтобы папа вроде как ее починил. Но я вам правду скажу, починять ее совершенно не нужно было, потому что туфли у дяденьки Зембряну чистые, не то что боканчи у солдат.

Но папа все равно надел эти туфли на свою сапожную лапку и стал, так иногда, молоточком ее по подошве бацать. А дяденька Зембряну как сел возле него, так и сидит, в одной туфле и в одном носке, и что-то долго так говорит ему по-русски. Говорит и говорит. А что говорит, не слышно, потому что я далеко от них сижу, на подоконнике.

Только слышу, что он говорит вроде «Сталин», а потом еще говорит вроде «град». Тася тоже, наверное, слышит – она ближе сидит, на кровати, кофту свою разорванную зашивает. Слышит, слышит. Я же вижу, как она каждый раз подпрыгивает. Но почему-то не вмешивается и не орет. Хотя это слово «Сталин» она никому не разрешает говорить, ни мне, ни папе, ни даже дедушке Альберту, когда он еще с нами в камере жил.

Когда я один раз стишок из «Мурзилки» стала рассказывать, ну, вы знаете: «Поет ашуг: нам Сталин друг!», так она так раскачегарилась, что я думала, она нас убьет. Всех вместе, как храбрый портняжка мух убивал.

«Господи, – кричит, – ну что у этого ребенка в голове? Как можно так забивать детям голову! Ашуги какие-то?! Сталин – друг?! Забудь все эти глупости сейчас же! Забудь! Нам только этих неприятностей не хватало! Никогда это слово «Сталин» не произноси! Слышишь?!»

Так вот я теперь и «не произношу».

А дяденька Зембряну «произносит». И папа тоже «произносит».

И мне даже кажется, что Тася сама, когда с папой шушукается, «произносит».

Но самое главное, что следователь Ионеску опять наше дело закрыл. Этого я уже совершенно понять не могу.

Что наше дело, сундук, что ли?

Почему его все время открывают и закрывают?

От этого открывания и закрывания у папы опять началось «настроение».

А Тася накрасила себе брови сажей от печки, постирала под краном свою кофту разорванную и поскакала к капитану Атанасиу жаловаться.

Очень она любит жаловаться, а когда я хочу на нее папе пожаловаться, сердится, говорит: «Ябеда-доносчица, курица-извозчица».

Но на этот раз у нее, как видно, ничего не получилось – следователь сундук наш все-таки закрыл. И дал нам про это бумажку оранжевую, где все написано. «Ордин» называется. И теперь из-за этого «ордина» нам нужно из «Курти» уходить.

Я уже и Зайца предупредила, и Папушу. Папа сказал, что я должна их «подготовить» – объяснить им все. И чтобы я этим занялась, а им с Тасей не мешала – им нужно очень многое об-думать.

Ну и ладно, пусть себе об-думывают!

Я тогда тоже буду об-думывать.

Я буду об-думывать, где теперь будет наш дом?

Событие седьмое: Начало конца…

Одесса, март 1943 г. Более 500 дней и ночей под страхом смерти

Канонада Сталинграда докатилась и до Одессы.

Бытует мнение, что жители Одессы почерпнули эту информацию из передач советского радио, которому, вопреки всем запретам оккупантов, продолжали внимать, пользуясь утаенными от властей радиоприемниками. Но нам это кажется абсурдным. Вряд ли в те страшные дни такое могло иметь место.

Возможно, что были где-нибудь на Фонтанах или на Мельницах одиночки, «ловившие» Москву. Но эти люди обычно, ради собственной безопасности, умели держать язык за зубами и не могли быть источником слухов.

Скорее всего ими были сами румыны. Уж очень тесно многие из них были связаны с «новой одесской элитой».

Вместе с тем были и некоторые, скажем так, дополнительные обстоятельства. Так, например, в один из дней к нам прибыли остатки разгромленной под Сталинградом 4-й румынской королевской армии.

Вся Одесса была в ужасе от вида этих «бравых» вояк. Грязные и оборванные, они производили жуткое впечатление и появление их подтверждало слухи[18].

Раненых и обмороженных разместили в госпиталях, а остальных – в Сабанских казармах. Ролли сама, проходя с отцом по Канатной, видела, как к казармам подъехали два огромных грузовика и из-под покрывавшего их брезента стали выпрыгивать на землю странные люди в высоких меховых шапках.

Изя тоже обратил на них внимание и, как-то весело хмыкнув, сжал ладошку Ролли и поспешил перейти на другую сторону улицы.

Но самое интересное, что в эти дни о битве под Сталинградом писали все одесские газеты. Правда, германские солдаты там назывались «героями», спасшими чуть ли не всю Европу, но одесситы умели читать «между строк».

Обращение Гитлера, опубликованное в газете «Одесса» № 28 от 4 февраля 1943-го, так и называлось: «Их геройские подвиги войдут в историю»:

«Они умерли для того, чтобы Германия могла жить. Их геройские подвиги… войдут в историю на долгие времена…»

Так что слово «Сталинград», ставшее почти нарицательным, в эти дни было у всех на устах. И только удивительно, как по-разному оно произносилось, какая гамма эмоций в нем звучала.

Слухи, один невероятнее другого, снова заполнили город.

Смешно сказать, но Одесса снова ждала «красного десанта» и, как со всей уверенностью говорили на Привозе, на этот раз десант будет «исключительно еврейский». Это будет кровная месть «всем нам» за смерть одесских жидов.

Такая бурная реакция на «Сталинград» была даже странной – ведь линия фронта в те дни проходила в 1000 километрах от Одессы!

Вот как писала об этом феномене газета «Одесса», № 30 от 6 февраля:

Одесса и Восточный фронт

Последние дни вызвали у населения Одессы и всей Транснистрии чувство несвойственного волнения, которое выразилось в форме ожесточенных споров и испуганных вопросов. И все это имело причиной ряд слухов в связи с ходом боев на Восточном фронте и с окончанием боев у Сталинграда. Мы знаем, что, только говоря правду, мы поможем вам установить истину…

Во-первых, мы не понимаем, почему некоторые трусы волнуются из-за Сталинграда, находящегося в 1100 км от Одессы…

В прошлую зиму линия фронта проходила восточнее Ростова, в руках большевиков были такие мощные крепости, как Севастополь