и Керчь, существовала опасность десанта в Крыму. И, несмотря на это, ничего не случилось…

Сейчас фронт в гораздо лучшем положении, чем в прошлую зиму, а вскоре будет еще лучше. Одесса и Транснистрия могут спокойно продолжать заниматься своими обычными делами…

Власть всеми силами стремилась «успокоить» город, но одесситы, как сказано, умели читать «между строк» и слушать «вполуха».

Паники в полном смысле слова такой, как, скажем, была в Германии, в Одессе не было, но «маскарад» прекратился.

Казалось, что какая-то невидимая рука вдруг выключила бравурную музыку, и атмосфера бурлеска сменилась ощущением приближающегося Конца.

Казалось, что маски сброшены, что люди вновь обрели свои настоящие лица, и стало до ужаса вдруг понятно, кто есть кто.

Особенно неуютно чувствовала себя «новая одесская элита», ну и, естественно, румыны. Губернатор Алексяну и полковник Читатэ, как мы уже говорили, были вызваны в Бухарест. И если Читатэ по возвращении должен был заняться уничтожением документов и очисткой тюрьмы, то Алексяну обязан был просто-напросто разграбить Одессу.

Удивительно, но до Конца оставалось более года, а румыны уже готовились «рвать когти» и торопились забрать с собой все награбленное: день и ночь тянулись по Пушкинской к вокзалу вереницы каруц, нагруженные всяким «добром».

В Бухарест, «ла касса», отправляли все, что было возможно: книги, картины, ноты, театральные костюмы и декорации, музыкальные инструменты, медицинское оборудование, бесценные коллекции музеев, мраморные могильные плиты с еврейского кладбища, а еще троллейбусы и трамваи, трамвайные рельсы, вырванные из мостовой на Ришельевской и даже… вырванные из той же мостовой трамвайные шпалы.

Да-да, просто куски дерева – деревянные трамвайные шпалы. Шестьдесят таких шпал были, например, отправлены в город Крайова[19].

Все принадлежащие населению предметы домашнего обихода из бронзы, меди, олова и резины… включая, видимо, оловянных солдатиков и резиновые калоши!.. были объявлены «блокированными» и подлежали сдаче.

Власти вспомнили даже об оставшемся «бесхозным» еврейском имуществе и организовали специальную комиссию, которая должна была учесть и вывезти все, что еще не успели разграбить. А дворники и управдомы в то же время занимались переписью «специалистов» – этот драгоценный человеческий материал тоже, как видно, собирались вывозить…

Ну что тут скажешь – оргия!

Настоящая оргия грабежа!

И вдруг, в самый разгар этой оргии, 9 марта 1943 года в Одессу прибыл Антонеску.

Что его привело сюда, неизвестно.

Но это был очень странный визит, он продолжался всего три часа…

Трехмоторный гидроплан Антонеску приземлился в Татарке в 12 часов и 5 минут. На аэродроме Великого маршала встречал как обычно военный оркестр, почетный караул и свора прихлебателей.

Встреча на этот раз была особенно торжественной, так как Антонеску приехал не один, его сопровождала супруга домна Мария и огромная свита – министр национальной обороны генерал Пантази, начальник военного кабинета полковник Давидеску и даже несколько дам – видимо, спутниц Марии.

Свора встречающих тоже была гораздо больше обычной: офицеры румынской и германской армий, послы Германии и Италии, весь одесский муниципалитет, ну и, естественно, примарь Пыньтя, причем тоже с супругой домной Лючией и с сопровождающими ее расфуфыренными дамами.

Пыньтя преподнес Антонеску традиционный «хлеб-соль», а Лючия вручила домне Марии букет ранних цветов.

Расстояние от аэродрома Татарки до центра города порядка 15 километров, и когда кортеж Антонеску подъехал к Оперному театру, было 13 часов дня. То есть весь ритуал торжественной встречи и переезд в город занял около часа. То же примерно время потребуется, чтобы вернуться на аэродром и распрощаться.

А в 17 часов, как писали газеты, «маршальский гидроплан взмыл в освещенное заходящим солнцем небо и, прощально махнув крылом, взял курс на Тирасполь».

Так что непосредственно в городе Антонеску пробыл с 13 до 16 часов дня, и даже Оперу по своему обыкновению не посетил, и пообедать не успел, и торжественную речь Пыньти, над которой тот, бедный, корпел всю предыдущую ночь, не выслушал.

Что же все-таки принесло его к нам?

И зачем приволок он с собою жену и всех ее баб?

Зачем притащил сюда весь свой военный кабинет во главе с министром обороны?

Обратимся вновь к одесским газетам.

Как сообщала газета «Молва» № 98 от 31 марта 1943 года, маршал Антонеску и сопровождающие его лица «изволили осмотреть город».

Да, действительно, в отличие от двух первых своих визитов, «храбрый солдат», видимо, уже перестал бояться засевших в катакомбах вооруженных до зубов жидов, и, не обращая внимания на ветер и мелкий докучливый дождь, отправился на экскурсию.

Но послушайте, ведь не для экскурсий он же, простите за грубость, приперся?

И заметьте, в очень тяжелое время – после «Сталинграда».

Ах вот оно что – «Сталинград»!

Кажется, не напрасно вспомнили мы это слово.

Оказывается, что Антонеску и вся его свита, включая супругу, баб и министра обороны, сразу же по приезде, в 13:20, вовсе не стали осматривать город, а отправились на Пироговскую, в военный госпиталь № 622, где помещались раненые, прибывшие в Одессу после «Сталинграда».

Но это только так говорится «румынский военный госпиталь № 622», на самом деле это известный Военный госпиталь Одессы, основанный еще 150 лет назад, в 1797 году, и снискавший мировую славу благодаря уникальным методам военно-полевой хирургии. Здесь в разное время служили «врачи от Бога», будущие профессоры: Бухштаб, Гешелин, Гиммельфарб и даже будущий академик Филатов.

Естественно, что большая часть медицинского персонала госпиталя была эвакуирована, но некоторые врачи и сестры вынуждены были остаться вместе с остававшимися там, к несчастью, тяжело раненными бойцами. Дальнейшее известно: раненые бойцы и оставшиеся с ними врачи-евреи были расстреляны, а врачи и сестры нееврейских национальностей, желая или не желая этого, теперь оказывали медицинскую помощь «героям Сталинграда».

Говорят, что Антонеску пробыл в госпитале более двух часов и обошел абсолютно все палаты. Говорят, что останавливался у постели каждого из 418 находящихся здесь раненых. Говорят, что долго расспрашивал каждого о том самом ужасном бое, в котором тот был ранен, о причинах разгрома его армии, его полка, его взвода и… о неприятеле. Тут его интересовало все: «катюши», танки, личное оружие солдат и даже выражение их лиц…

Не следует забывать, что Антонеску, профессиональный военный, прекрасно разбирался во всех этих вопросах. Полученные из первых рук детали Сталинградской битвы, незначительные, может быть, для непосвященного, могли сказать ему многое.

Создается впечатление, что именно за этим и прилетел он сюда на несколько часов, надеясь из обрывков личных впечатлений участников составить для себя картину «Сталинграда». Потому и притащил почти весь свой военный кабинет – генералы должны были помочь ему понять, что же все-таки произошло там, почему была разбита германская армия.

Да-да,