Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Беляночка, ты уверена, что это здесь?
– Полностью.
– Да она просто летучая мышь.
– Здесь невозможно сориентироваться, – возразил самый молодой.
– Поэтому впереди я, а не ты.
– Думаешь, далеко еще? – спросил первый и тут же поскользнулся на камне. – Черт!
– Тсс! – шикнула она, резко останавливаясь. Затем обернулась к товарищам и указала на слабый свет, еле заметный сквозь плотную листву.
– Это они? – Второй прицелился.
– Если да, то недалеко ушли.
– А если не они? – испуганно спросил тот.
Никто не ответил. Вместо этого руки потянулись к оружию, все стали двигаться осторожнее.
Пять человек тесно сидели вокруг костра. Париж – француз, заплутавший на дорогах чужой войны, – услышал, как за спиной хрустнула ветка.
– Тихо, – шепнул он.
По команде Реда все заняли позиции для атаки, не сводя глаз с темных кустов. Из которых вскоре вышел Паскуаль.
– Черт! – выдохнул Ред, утирая холодный пот со лба.
За Паскуалем, неуклюже раздвигая кусты, показался Зануда, а затем Мустафа, которого все звали Мус.
– Струсили? – усмехнулся Паскуаль, видя, что товарищи по-прежнему напряженно целятся.
– Нечего скалиться. Если бы вместо нас здесь сидел передовой отряд солдат, вас бы уже в живых не было, – проворчал Мус, натачивая свое мачете. – Вас за сто километров слышно, черт подери.
– Да ну? – раздался у него за спиной женский голос.
Когда Ред и другие обернулись, они увидели, что Беляночка держит их на прицеле своей винтовки. Она всех застала врасплох.
– Неплохо, – сказал Ред, всаживая топор в поваленное дерево, на котором сидел.
– Мус, мы думали, ты профессионал, – рассмеялся Париж.
– Закрой рот, лягушатник, – обиженно отозвался тот.
Все, кроме Муса, который всегда ходил с каменным лицом, перешучиваясь, подошли к огню. Паскуаль и Зануда бросили добычу на землю.
– Две перепелки и три кролика. Неплохо, ребята.
– Скажи спасибо Беляночке.
– Никогда не видел, чтобы так стреляли. – Зануда не скрывал своей платонической влюбленности.
– Говорите что хотите, но еще месяц назад нам понадобилось бы вдвое больше.
– Это война, Мус. Увы, мы всегда теряем товарищей… и друзей.
Члены отряда склонили головы, чтобы почтить павших несколькими секундами молчания, нарушаемого лишь свистом, с которым Мус точил мачете.
– Я знаю, Ред. Но, по крайней мере, раньше Генерал Граница брал пленных, – Мус в упор посмотрел на Беляночку, – а сейчас охотится на нас, как на диких зверей.
– Если хочешь что-то сказать, скажи, – отозвалась та.
– Да, разумеется, скажу. Убить его сына – это полный идиотизм!
– Успокойся, Мус, никто не будет оплакивать этого мерзавца, – вмешался Ред.
– Мус отчасти прав, – сказал Париж, обращаясь к Беляночке, оживляя разговор и подливая масла в огонь.
– Только отчасти?
– Он больше не берет пленных.
– Раньше тоже не брал, – отрезала Хлоя-Беляночка раздраженно.
Напряжение росло. Паскуаль встал:
– Не могу это слушать! Думаете, в плену лучше? – И обратился к Мустафе: – Ты правда так думаешь? Дай-ка расскажу, как это будет. Сначала тебя посадят в клетку, будут плевать и мочиться на тебя забавы ради. Ты привыкнешь жить в запахе собственного дерьма, тебя будут морить голодом, и молись, чтобы не настала зима, потому что тогда добавятся пытки холодом. А если ты вдруг, к несчастью, выживешь, то превратишься в помеху, и от тебя избавятся выстрелом в голову. Уж поверь, не хотел бы я попасть к нему в плен. Да в тысячу раз лучше погибнуть в бою.
Повисло молчание, которое Париж прервал шуткой из своего репертуара:
– Ты везунчик, Паскуаль, – вполне вероятно, что так и будет.
Снова раздался смех – у кого-то искренний, у кого-то нервный. Мус все точил свое мачете с упорством психопата.
– Мус, почему бы тебе не пустить мачете в дело и не освежевать кроликов?
– Пусть она займется, зачем еще тут женщина, – бросил тот.
– Может, мне их еще приготовить и нарезать на мелкие кусочки?
– Беляночка, хватит. Мус, она их добыла. – Реду было не до шуток.
– Меня достала эта дикарка.
– Сказал человек, который точит мачете, – отозвалась Беляночка, и все рассмеялись.
Без сомнения, Хлоя лучше всех владела не только ружьем, но и словом. Она не сводила глаз с костра, но понимала, что задела Мустафу и последствия не заставят себя ждать. Тот в раздражении встал и решительно направился к ней. Приближение человека его комплекции с мачете в руке напугало бы любого, но Хлоя осталась сидеть как сидела, глядя на огонь. Паскуаль сжал в руках ружье и встал между ними:
– Куда идешь, Мус?
Мужчины посмотрели друг на друга с ненавистью.
– Думаешь, так она тебе даст?
– Мус, захлопнись с этой темой раз и навсегда, – потребовал Ред.
– Да, смирись уже… – добавил Зануда, обычно предпочитавший молчать.
Злость исчезла с лица Муса и сменилась странной улыбкой. Он наклонился за кроликами и, глядя на Хлою, погладил их своим огромным мачете:
– Угадай, о ком я буду думать, сдирая с них шкуру. – Затем плюнул под ноги Реду и удалился, унося кроли-ков.
– Не будь он классным следопытом, я бы его сам давно убил. Извини, Беляночка.
– Ничего, Ред, мы все на нервах.
– Некоторые больше других, – подытожил Паскуаль, садясь рядом и кладя ружье тут же.
– Завтра будем уже в Эдеме. Думаю, нам всем не помешает отдохнуть, выспаться и посмеяться.
– Поесть бабушкиного куриного бульончика… – облизнулся Верста.
– Испить кислого винца отца Тобиаса… – вздохнул Зануда.
– Потискать толстушку Магду… – признался Париж.
Снова раздались смешки. Но Хлоя уже унеслась мыслями далеко от костра. В ее зеленых глазах плясали отблески пламени, но смотрела она сквозь огонь… Наблюдавший за ней Паскуаль прекрасно знал это.
Один день пути превратился в два, пришлось сделать огромный крюк, чтобы избежать встречи с отрядом франкистов. Возможно, это был авангард какого-то батальона. Больше тридцати хорошо вооруженных солдат, а их всего несколько человек.
Еще не дошли, когда Мус поднял голову и принюхался, как охотничья собака:
– Воздух плохой.
– Дым, – прошептала Хлоя и бросилась бежать, забыв об осторожности. Ей не нужны были новые подсказки, чтобы понять, что случилось.
Остальные помчались за ней. В Эдем они влетели вне себя от тревоги. Их деревня, каждый уголок которой дышал раньше жизнью и радостью, обратилась в пепелище.
– Нет… – Глаза Хлои налились кровью.
Эдем был крохотный, всего одна улица и меньше десятка домов, но с начала войны он приютил тех, кто потерял все. Затерянный в горах поселок со временем стал для них домом, которого они,