— Вполне возможно, — согласилась Ева и, не догадываясь, насколько она этим радует Рорка, одним глотком осушила свой стакан. — Мне пора. Надо заскочить к Пибоди, пока она еще дома, так быстрее выйдет.

— Про субботу ты сама всем расскажешь или мне их оповестить?

— Субботу? — переспросила Ева в полном недоумении.

— Встреча друзей, которую ты задумала. Барбекю.

Ева продолжала смотреть на него непонимающим взглядом.

— А, точно! Нет, я сама.

— Это чтобы ты не забыла. — Рорк протянул ей мемо-кубик. На прощание он взял ее за подбородок и, притянув к себе, поцеловал. — Постарайся вернуться без новых дырок и порезов.

Ева провела пальцем по его боку, где у него был шрам.

— К тебе это тоже относится.

Пока машина двигалась в потоке других автомобилей, Ева, чтобы одним разом с этим покончить, разослала по электронной почте приглашения на эту, как Рорк ее обозвал, «встречу друзей». И, переключившись на другие дела, тут же о ней забыла.

«Внимание, — думала она. — Этим двоим необходимо внимание. Считают, что они всем интересны? Возможно. Но их случай особый. Есть убийцы, которые, наоборот, стараются привлечь к себе внимание, подсознательно желая, чтобы их поймали, остановили, даже наказали».

Если же согласно ее теории это было какое-то состязание, своего рода турнир, попасться они точно не хотели. Они хотели выиграть — ну или хотя бы получить удовольствие от самой игры.

Но у игры, подумала она, должны быть правила. Какая-то схема. Другими словами, если один хочет выиграть, второй должен проиграть.

«Сколько еще раундов в их игре? — размышляла Ева. — Будет ли в ней финальная схватка?»

В голове у нее роились вопросы без ответов. Ева остановилась на светофоре и принялась разглядывать переходивших дорогу пешеходов.

«Обыкновенные люди, — думала она, — идут по своим делам. Встречаются в кафе, заходят в магазин, торгуют, покупают, делают свою работу. У каждого из них есть планы на сегодня, не сделанные дела по дому, списки того, что нужно купить, обязанности перед кем-то. Большинство людей — обычных людей — живут по часам. Работа, учеба, семья, встречи, расписания. А как живут эти двое? Они точно необычные люди — они родились на самом верху привилегированного сословия. Они могут получить все, что захотят и когда захотят, а обычные люди подносят им это на блюдечке, да нет, скорее уж на подносе, живут по их расписанию, даже по их прихоти».

Власть и положение.

У Рорка было и то и другое, но, как думала Ева, он стал тем, кем он стал, потому что детство у него было совершенно другое — тяжелое и голодное. Но и это было далеко не все.

Ева вспомнила Брайана Келли, их с Рорком долгую крепкую дружбу, вспомнила, как они друг другу доверяли. Брайан владел пабом в Дублине, а Рорк владел половиной земного шара. Но когда они встречались, как тогда на детской площадке, на месте убийства, на ферме, они были просто друзьями.

Ровней.

Им важно не то, сколько у тебя денег, и тем более не то, как ты их заработал. Важно то, что ты с ними и с самим собой сделал.

«Власть и положение, — вновь подумала Ева. — Просто еще одна отмазка для подонков».

За два квартала до дома Пибоди Ева набрала ее номер.

— Пятиминутная готовность. Отрывай задницу от стула, жду тебя внизу. — И, не дожидаясь ответа, она отключилась.

Припарковавшись во втором ряду под громогласные гудки возмущенных водителей, Ева оглядела свой бывший дом.

Опять-таки: обычный небоскреб средних размеров, каких в битком набитом людьми городе, где всем нужно где-то есть, спать, жить, полным-полно. Ева мысленно сравнивала его с пчелиным ульем, где в квартирках-сотах ютятся люди. Она теперь жила в доме, о котором и мечтать не могла, в доме, который Рорк построил в угоду своим амбициям, потребностям, стремлению к стильной роскоши, в доме, который — она по-прежнему смущалась, признавая это, — был настоящим дворцом.

Может, и она была уже не совсем той Евой, что жила когда-то в этом улье. Но эта жизнь пошла ей на пользу.

«Но в глубине-то души я по-прежнему осталась все той же, разве нет? — спрашивала себя Ева. — По-прежнему я делаю все то же, что и раньше, — работаю, живу. Я — это я, конечно, я стала старше, я изменилась, потому что изменилась отчасти и моя жизнь, обстоятельства меняют людей, но, по сути, каждый человек в самом главном остается самим собой».

Ева глянула на выбежавшую из подъезда Пибоди: темные волосы затянуты в веселый хвостик, легкая свободная куртка, на ногах — розовые кроссовки на гелевой подошве. Уже совсем не тот новичок с прической-шлемом и в до блеска начищенной полицейской форме, которого она взяла к себе в помощницы.

Все менялось, и, как мысленно сказала самой себе Ева, далеко не все изменения ей нравились. Но в куртке и розовых кроссовках или в форме Пибоди была копом до мозга костей.

— Не деньги делают человека подонком, — объявила ей Ева, когда Пибоди открыла дверцу машины, — они просто делают человека подонком при деньгах.

— Как скажешь, — согласилась Пибоди.

— А тот, кто убивает ради кайфа, должен изначально иметь такую склонность, тягу к этому делу. Может, просто раньше кишка была тонка.

Пибоди поерзала на сиденье, поудобнее устраивая свой пышный зад.

— И ты считаешь, мы об этом узнаем, поговорив с его бывшей невестой?

— Я здорово удивлюсь, если окажется, что это не так.

— Я ее прокачала. Судя по тому, что на нее есть, похоже, нормальная баба. Работает в местном детском клубе воспитателем на общественных началах, а ее муж — тренер по софтболу. Оба состоят в загородном клубе, она еще председательствует в разных там комитетах. Похоже, все как обычно у людей с таким достатком и подобным кругом общения.

«Обычные люди, — снова подумала Ева, — но при деньгах».

— Выйди она замуж за Дадли, вращалась бы в ином, более изысканном обществе, — заметила Пибоди. — Но она и сейчас не с деревенщиной живет. В любом случае по тому, что я о ней вчера нашла, с Дадли и Мориарти она связана и через двоюродную сестру, и через колледж. Так что, если ты насчет них не ошибаешься, даже любопытно, когда именно выяснилось, что эти парни с гнильцой.

— Такой сговор требует абсолютного доверия или тупости, — задумчиво проговорила Ева. — Тупыми они мне не показались, во всяком случае, не на все сто. А такое доверие должно строиться годами: ведь стоит одному дать сбой, как оба рухнут. Если один запоет, сядут оба. И все же…

— Все же? — переспросила Пибоди.

— Если это соревнование, один должен рано или поздно проиграть. Промахнуться, попасться или напортачить. По-другому не выходит.

— Может, они оба уверены, что не проиграют?

— Но кто-то же все-таки должен, — возразила Ева.