Последнего, Ивана Бохановского,[61]допрашивали без меня. Мне пришлось сыграть роль цербера, в роли Аида выступал Лукьяновский замок, а барон Гейкинг – в роли самаритянина. В течение четырех часов пришлось мотаться по камерам, вытаскивая очередное непутевое дитятко. Присутствие родителей заметно взбодрило сопляков, но хамить они все же не решались, да и сами родители, едва завидя меня с парой штурмовиков за спиной, старались стать как можно меньше.

– Кажется все, Густав Эдуардович, – обратился я к усталому ротмистру. – Закончили.

– Знаете, а действительно все, – удивился тот. – Сколько мы с вами работали?

– Часа четыре, не меньше, пора и перекусить. Война войной, а обед по расписанию.

– Сергей Петрович, вы ведь начинали рядовым?

– Да, – удивился я.

– Почему тогда вы так ненавидите революционеров? – Гейкинг словно хотел уяснить для себя нечто важное.

– Я действительно самая настоящая «черная кость». Выслужился в офицеры благодаря удачливости и знаниям. Но то, что болтают эти бунтари… Они не борются за свободу, большинство из них играет на публику. Я вижу, вы меня пока не понимаете. Они должны получить образование, а затем на заводах, с помощью инспекторов, добиваться нормальных условий рабочим, вместо этого забросили учебу, создали себе врагов в нашем лице, чтобы бороться за счастье народа.

– Я понял вас. Благодарю, – задумчиво протянул он. – Получается, Сергей Петрович, что мы с вами ветряные мельницы?

– Боюсь, что сейчас будет ситуация, когда храбрый, но глупый рыцарь освободит каторжников.

– Не дай бог. Спасибо вам.

– Я вам больше не нужен?

– Нет, ступайте.

Открыв дверь, мне сразу бросился в глаза довольный вид Белого. Я бы даже сказал наполеоновский.

– Господин ротмистр, ничего, что я так к вам, – я изобразил корсиканца, – без доклада?

– Господин поручик, ваши намеки недалеки от правды. – Вытянув вперед руку, указал пальцем в стену. – Я надеюсь, вы отделили агнцев от козлищ?

– А как же, козликов – родителям, козлов – по камерам. Чего изволите?

– Изволю, чтобы вы арестовали Михаила Фроленко. – С видом триумфатора он поглядел на меня.

– Не может быть. – Мой голос был сиплым от волнения. – Так не бывает.

– Сергей Петрович, бывает. – Белого буквально распирала жажда деятельности. – Действовать нужно немедленно.

– Есть.

Отсиживался фигурант в доходных домах, на квартире, снимаемой студентом Пляттом. И брать его нужно немедля, на маскарад и переодевание времени уже не хватает, придется идти в штурмовом, а поверх накинем шинели. В глубине пролетки не особо видно, да и на дворе не месяц май.

– Синицын, вместе с Лавровым и Саенко в оружейку. Мухой!

– Павел Данилович, со мной трое пойдут.

– Я и Закель… Придется на двух пролетках ехать. И наша, как на грех, уехала. – Нервно отстучав какой-то марш, Белый достал часы. – У вас десять минут. Жду вас у входа в замок.

Как говорится, время пошло. В оружейке меня уже ждали.

– Так, мы идем за языком. В квартире кроме него есть посторонний. Потому приказываю – стрелять только по конечностям. Стрелять на поражение категорически запрещаю. Все понятно?

– Так точно.

Особых эмоций такой приказ у них не вызвал. Ребята были битыми и стреляными. Немного напряжены, но это вполне объяснимо – все-таки первый раз идем за языком в городе. И кстати, давно пора нам иметь нормальную базу. Практически мы раздроблены и не можем связаться между собой. Что же, оставим зарубку на память.

– Работаем парами. Первая пара – я и Лавров, вторая – Синицын и Саенко. Группа захвата – мы. Группа прикрытия – вы. Вопросы?

– План дома.

– Нет ничего.

– Вопросов нет.

– Вооружаемся и на выход.

Надеваю бронник, РПС, пару «колотушек», три «зари», «светлячок» и добавляю к этому великолепию карманный «смит-вессон». Моя гордость, лучший револьвер для таких игр, трехсотграммовый пятизарядник, чуть больше ладони, калибра 5,6. Можно смело палить в человека, тяжелых последствий, по сравнению с обычным «вессоном», не будет. Надеваю на голову маску, шлем. Все. Ага, щаз, шинель явно не желает соседствовать с неуставной формой.

– Сымайте, что встали. – Констатировав свое поражение, первым скинул зловредную вещь. – Не замерзнем.

Ребята своим видом выразили полное согласие. Все успели оценить преимущества «горок».

– Сергей Петрович, вы, часом, не редут брать собрались? – немного иронично протянул Белый.

Его можно понять, на всякий случай мы с Лавровым в последний момент прихватили «метелки». Всю войну они благополучно пролежали на складе. Но здесь они отлично вписывались, как «универсальная отмычка».

– Да нет, в самый раз, Павел Данилович, имеется кое-какой опыт, – серьезно ответил я. – Эти бунтари вряд ли сдаваться будут. Будут отстреливаться, как звери, терять им уже нечего.

– Возможно, вы правы. Садитесь во второй экипаж.

Тихо падает снежок, легкий морозец лишь добавляет красоту украинской ночи. Мерно и неторопливо трусит лошадка. Скоро Рождество, а за ним и Новый год. На улице спешат домой припозднившиеся прохожие, словно и нет в мире горестей.

– Скоро уже, – разрушив очарование, просипел кучер.

Он нас немного побаивается и, похоже, сожалеет, что его занесла нелегкая к Лукьяновке. Она пользовалась недоброй славой. Бордели, кабаки с полукриминальным элементом, откровенные бандиты. Волноваться было из-за чего.

Переживания нашего драйвера меня мало интересовали. В гораздо большей степени вставала проблема нахождения нужного адреса. Причем желательно без привлечения всеобщего внимания. Ну да, оно самое, экстренное потрошение. Срабатывает в ста случаях из ста. А досадные исключения лишь подтверждают правило.

Останавливаемся. Быстро покидаем пролетку и осматриваемся. Не все так плохо. Столб с масляным фонарем, стоящий метрах в шестидесяти от нас, дает тусклый свет метра на два. Прохожих рядом нет. И вытропить беглеца, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, легко. Снежинки образовали тонкий слой, на котором четко видны наши следы.

– Готовы? – уточнил дошедший к нам Белый с Закелем.

Пару слов о подпоручике Карле Людвиговиче Закеле. Он был стопроцентным евреем. Хотя выглядел этакой белокурой бестией: высокий светловолосый здоровяк, что называется, косая сажень в плечах. Происходил из почтенной и богатой купеческой семьи, но вместо торговли он выбрал стезю жандарма. Отличный наездник и фехтовальщик, отличный стрелок, он по достижении восемнадцати лет направился прямиком в конную команду. Естественно, такому подарку в виде жида там не обрадовались: сословное деление в корпусе было четким. Но он нагло заявил офицерам, что им до его мастерства еще расти и расти. Такая наглость требовала немедленного отмщения. Вот только месть не получилась: Закель обставил всех офицеров и даже старика вахмистра, начинавшего службу еще при покойном императоре. Как я ни любил «коневодов», но, должен признать, идиотов там не было. Его взяли с испытательным сроком в три месяца. И, как оказалось впоследствии, не прогадали. В Польше он проявил себя с самой лучшей стороны. Схватывался в жестоких сабельных рубках приходящих с территории Австрии банд, ловил связных, постепенно становясь в команде внештатным особистом. Плюс был, как писал Сан Саныч, убежденным русским националистом. За свои успехи получил чин подпоручика и назначение в киевское управление. Памятуя о пребывании в отряде Серафимова, я вынашивал коварные планы заполучить его в качестве штатного особиста.