– Все, заканчиваем примерку. Фельдфебель, всю одежду аккуратно повесить, и чтобы она на виду не была, – приказал я Немову.

Потом начались будни. Не привлекая внимания, ежедневно пять человек выезжали для помощи станционным жандармам. На укрепление, так сказать. Это происходило постоянно и особого интереса ни у кого не вызывало. Вот только там мы переодевались и с надежными проводниками отправлялись в город. Прошел целый месяц, пока все не побывали на «экскурсии». Этого было недостаточно, но минимальное знание города было получено. Выяснилась не совсем приглядная картина: у Лукьяновского замка постоянно толпились родственники и знакомые политзаключенных. Последним передавались продукты, различные вещи, даже обеды. Короче, о тюрьме как о месте заключения можно забыть. Хорошо, что еще заключенные не разбежались. Расследование покушения на Федорчука продолжалось своим чередом.

В управление я буквально на крыльях прилетел. Отряд Гурко, перешедший Балканы, 5 декабря вошел в Софию, а сегодня в газетах написали об уничтожении армии Весселя-паши под Шейново и Шипкой.

– Слышали новости? – крикнул я, залетая в канцелярию. – Вломили мы им.

– Да, давненько нас так не радовали, – ответил пожилой письмоноситель. – Жалеете, что не в армии?

– Есть маленько…

– Почитайте, Сережа, порадуйте стариков, – предложил довольный Фекленко. – Старые канцелярские крысы, оказывается, кое-что могут.

Вчитавшись, я мысленно обозвал себя идиотом. Знаменитое «Чигиринское дело».[52]В допросе атамана Олейника[53]проскользнула фигура некоего Михаила, якобы он должен был закупить для восставших оружие, причем этот Михаил подчинялся «царскому комиссару» Найде.

– А этот Найда, Тарас Порфирьевич? – сказал я жалобно.

– Молодежь пошла, дочитать уже лень. Сидит он в Лукьяновке. Естественно, никакой он не Найда, а Яков Стефанович.

– Спасибо, Тарас Порфирьевич, что бы мы без вас делали.

– Побежал в тюрьму? Напрасно, он не заговорит.

– У меня заговорит.

– Дай Бог, дай Бог. Тогда мы получим сведения о других бутовщиках. Зайдите, голубчик, к Павлу Даниловичу, он вас ждет.

Найдя Белого, я поделился своими планами. Получив в ответ, что времена Ивана Грозного закончились, он потянул меня к Езжевскому. Михаил Казимирович, выслушав обе стороны, вздохнул и велел мне навести порядок в политическом крыле.

Для приведения тюрьмы в божий вид на всякий случай я прихватил десяток штурмовиков. И не прогадал. На входе в замок нас привычно освистали дежурившие здесь студенты.

– Митрофаныч, что это за балаган?

Старик надзиратель, вытянувшись, отрапортовал:

– Вашбродь, так намедни студентов привезли. А эти дружки ихние.

– Ясно, давай веди нас к «узникам совести».

Политическое крыло Лукьяновки встретило нас гулом и суетой. Заключенные переходили из одной камеры в другую, троица хорошо одетых молодых людей дымила в коридоре.

– Вашбродь, разрешите… – услышал у себя за спиной.

Поверив голову, я увидел двух надзирателей, несших шикарный обед.

– Проходи, служивые. Кому пищу несем?

– Господину Татищеву.

– Сам сидит?

– Господь с тобой, вашбродь, сынок…

– Постой пока, сейчас мы порядок наведем. И вам полегче станет. Синицын, свистни…

Переливчатый «разбойничий» свист мигом заставил всех замереть.

– Значится, так, граждане заключенные, – скопировав я Жеглова. – С этого момента весь этот балаган заканчивается. Проходим все в свои камеры…

– Как, вы смеете… Сатрап…

Выстрел…

– Больше в воздух палить не буду, следующий выстрел на поражение.

– Ты…

Выстрел… И говоривший студент мешком упал на пол.

– А-а…

Выстрел… И молодой денди, схватившись за ногу, осел на пол. Остальные заключенные мгновенно юркнули в камеры.

– Закрывай страдальцев, отцы, – приказал я бледным надзирателям.

– Готово, вашбродь.

– Так, Синицын, бери пятерых и неси этих к врачу. Теперь вы. Мне нужен Стефанович, показывайте, где он сидит.

Вытащив его из камеры, ребята сноровисто заломили ему руки и потащили по коридору. Такие методы гневно осуждаются что здесь, что на Западе. Вот только результаты дают отличные. А мне сейчас нужен только успех.

– Заключенный доставлен, господин ротмистр, – рявкнул я, словно был на плацу.

– Я требую…

Легко бью Стефановича «вилкой» в горло. Для жизни не опасно, следов не оставляет, но воспитывает послушание.

– Поручик, право, зачем вы так, – мягко выговаривает мне Белый.

– Без разрешения рот раскрыл, господин ротмистр!

– Но может, он попить хотел, а вы так.

В этот момент с Белого можно было писать картину «Офицер и джентльмен». Ну прямо душка. Игра стара как мир, но она постоянно срабатывает.

– Спасибо, можете подождать в коридоре, – обратился он ко мне.

– А я останусь, господин ротмистр. У меня приказ, – тоном тупого и упрямого служаки ответил я.

– Оставайтесь. Итак, господин Стефанович, меня интересует некий Михаил.

– Я вам ничего не скажу, сатрап, мы боремся за счастье народа…

Далее он понес стандартный бред интеллигента. Минут через пять Белый спокойно обратился ко мне:

– В камеру, не получится у нас разговора.

– Что случилось, Павел Данилович? – спросил я, едва за Стефановичем закрылась дверь.

– Антураж не тот. Я не сомневаюсь ни в вас, ни в ваших молодцах. Только куда потом девать тело? Он просто так не заговорит.

– Антураж вам надо? Есть у меня идея…

Правда, сначала пришлось разобраться с текучкой. Визит начальника тюрьмы был ожидаем. Понятное дело, происшедшее, по его мнению, не лезло ни в какие рамки. О чем он мне и заявил.

– Хорошо, Леонтий Карпович, давайте так, я достаю бумагу, что за политическое крыло отвечаю я. На вас остается всякая мелочь, вроде уголовников и должников. Вас это устраивает?

– Да, но то, что…

– Вы получите копию, заверенную в управлении.

– Но по закону…

– По закону… Леонтий Карпович, я отлично понимаю этот щекотливый момент. Молодые оболтусы из хороших семей играют в карбонариев. И вам приходится на многое закрывать глаза… А по-простому, стараться сберечь этих щенков от неприятностей. И родители, постоянно указывающие вам, что и как надо делать. И угрожают вдобавок, если дитятко пальчик прищемит. Так? Только честно.