У фортуны чувство юмора оказалось не менее специфическое, чем у Города.

Мирилл ждала помощи от Бриджит, а получила от Лестера Беннета – в кафе при пекарне Ханга, во время обеденного перерыва. Он вошёл, растерянно оглянулся – неизменная белая рубашка-поло, тёмные очки надо лбом, первая и почти незаметная седина в светло-русых волосах – и подсел к Мирилл.

– Мне кажется, мы уже виделись где-то, – улыбнулся детектив широко.

– Возможно, – вздохнула она и разодрала пальцами свежий круассан. Есть расхотелось. – Это не такой уж большой город. А я часто гуляю в центре.

– В общем-то, здесь и гулять особенно негде, – рассмеялся Лестер. Его выдавали глаза – никакого искренне-доброжелательного интереса, какой подобает мужчине, флиртующему с очаровательной незнакомкой. Зато напряжения и мучительных попыток вспомнить ускользающий кошмар – в избытке. – Но скоро всё изменится.

В голове у Мирилл словно щёлкнуло что-то, вставая на место.

– Изменится?

– Ну да, – кивнул он с той же пластмассовой улыбкой. – Я имею в виду проект, который председатель Совета графства внёс недавно на рассмотрение. Девять шансов из десяти, что он будет принят.

«Девять из десяти».

– Не слышала ни о каком проекте, – с деланым равнодушием пожала плечами Мирилл. – Простите, сэр, но у меня закончился обеденный перерыв. Мне нужно возвращаться.

– Само собой… Мисс, а как вас зовут?..

Но она уже закрыла за собой дверь. Лестер, видимо, попытался пойти следом, но напоролся на Робина, который, судя по истинно азиатской выдержке, пошёл характером в мать, а не в покойного мистера Ханга:

– Сюда нельзя посетителям. Служебное помещение.

– Ну, я только…

– Служебное помещение, сэр. Сожалею.

– А эта девушка?

– Работает здесь. Сожалею, но мы не предоставляем личные данные о сотрудниках…

Мирилл нашла хозяйку и отпросилась домой под предлогом страха перед навязчивым посетителем. Миссис Ханга не то чтобы поверила, но отгул дала. Домой Мирилл бежала, срезая путь, где только можно, и молилась про себя, чтобы не подвёл ни старенький компьютер, ни интернет.

…Материалов в сети было море – и сам план на сайте Совета графства, и интервью председателя для «Эй-Ти-Ай», и несколько публикаций в прессе разной степени желтушности. По замыслу разработчиков проекта комплекс многочисленных экономических и социальных мер сводился к простому объединению трёх близкорасположенных городов в один конгломерат… и к строительству гигантского развлекательного комплекса «Фантазия-парк» на болотистом участке между ними.

– Сейчас там находятся огромные пустующие территории, – бодро рапортовал председатель в интервью. – С точки зрения экономики – чёрная дыра на карте графства. Заболоченная местность непригодна для земледелия, зато поддержание толковой инфраструктуры в ближайших городах требует огромных вливаний. Мы просто не можем себе этого больше позволять в условиях мирового кризиса. О промышленном производстве, как вы понимаете, и речи не идёт – экология прежде всего. Я уже много думал об этом, когда вдруг увидел решение – развлекательный эко-комплекс! Парки аттракционов, аквапарки, сафари на болоте… По расчетам экспертов, этот комплекс будет пользоваться огромной популярностью. Да, конечно, необходимы солидные вливания, но я гарантирую, что смогу найти спонсоров, которые…

Дальше Мирилл слушать не стала – вывела из гаража машину и поехала в парк.

На первый взгляд камни совсем не изменились. Та же молочно-тёплая белизна, та же шершавая, живая структура – то ли нагретая солнцем кость, то ли загрубевшая кожа. Череда белых валунов выступала из травы под густым переплетением ветвей исполинских дубов и тисов – как цепочка позвонков на выгнутой до боли, до слома спине. Мирилл отцепила от штанины приставучую ежевичную лозу и невесомым шагом, точно боясь потревожить чей-то древний сон, пересекла поляну. Солнечные лучи сюда практически не проникали, но света хватало; он был рассыпан в воздухе тончайшей взвесью, сияющей пыльцой.

– Ты ведь здесь, да?..

Прозвучало это даже не жалобно – жалко.

Мирилл сделала ещё шаг, другой – и опустилась на землю, обнимая белый камень, прижимаясь к нему щекой и почти ощущая мерную пульсацию. Вьюнок прорастал из влажной земли, из мха – прямо сквозь камень, не кроша его, но прошивая насквозь, как нити грибницы – рыхлую гнилушку. Жесткие плети – чёрные с красноватым отливом, круглые глянцевитые листочки, и крупные, почти с глазное яблоко, цветы-розетки – ярко-синие, с длинными пурпурными тычинками и острым запахом ржавчины и морской воды.

Лепестки подрагивали в согласии с пульсацией камня.

Тумм. Думм. Тумм. Думм. Тумм. Думм…

– Почему ты не рассказал мне о проекте?

Шею пощекотал смешок:

– Это упрёк?

– Он самый.

– Оглушительная честность, – рассмеялся Город, и Мирилл с облегчением выдохнула.

– Так почему?

Плеть вьюнка по-змеиному обвилась вокруг лодыжки, забираясь под обтрёпанный край штанины. Усики ткнулись в кожу, пробуя на прочность – или на вкус? – и замерли.

Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум…

– Потому что уже ничего нельзя изменить. Мне до них не дотянуться – слишком далеко, слишком много людей с этим повязано. И денег, – тихо признался он. – Я уже давно чувствовал, что однажды это произойдёт. Опасность извне. Но вот какая…

– …ты не знал. И поэтому зачищал на всякий случай каждую занозу.

– Ну да, – с коротким смешком подтвердил он.

И замолчал.

…тум-дум-тум-дум-тум-дум-тум-дум…

Мирилл сглотнула – звук получился неприлично влажный и интимный – и спросила:

– А что с тобой будет, когда… города сольются?

Запах ржавчины и моря стал сильнее.

– То, что бывает, когда крупинку сахара бросают в таз с горячей водой.

…тумм.

– А ты не можешь?.. Ведь целый город – это не крупинка сахара всё-таки. Или дело в переменах? Ты изменишься или?.. Но ты ведь хозяин, и…

Она почему-то не могла договорить до конца ни одну фразу, глотая окончания, как недоутопленник – свежий воздух.

– Нет. Мирилл, – мягко позвал он; так мягко и тихо, как опускаются на тротуар первые крупные хлопья снега в ноябре. – Я уже давно здесь не хозяин. Был когда-то. Пока не появился город.

Небо и земля резко поменялись местами.

– Что?

– Я не хозяин, – терпеливо пояснил он. – Я просто… жил здесь. До всего этого. Очень давно. А потом вырос город, и я сам не заметил, как меня сожрали.