Полковник был не согласен, что такая рыба уйдет из его сетей безнаказанно.

– Допустим, правда, что вы только сейчас появились в своей квартире, – начал он. – Допустим, вам подбросили саквояж. Но зачем? Кому это выгодно?

– Ваш визит – лучший ответ, – сказал Ванзаров. – Кто-то хочет, чтобы я прекратил расследование смерти Квицинского. Если вы меня не арестуете, дальше будет пуля или финка. Или что-то оригинальное. Загипнотизировать меня не получится.

– Хорошо… Некий человек, который знает, где Иртемьев хранил бумаги, несколько ночей копается в них и складывает в саквояж. А потом подкидывает вам. Зачем?

– Потому что бумаги и снимки оказались бесполезны. А machina terroris в доме Иртемьева не нашлась. Чтобы был какой-то прок, оставалось подбросить их мне. Но есть иное логичное предположение.

– Какое? – машинально спросил Пирамидов, обдумывая, как бы уловить ложь, которая должна быть. Ее не может не быть…

– Квицинский вышел с этим саквояжем из дома Муртазиной, – сказал Ванзаров, наблюдая за реакцией начальника охранки. Кажется, полковник не слишком поверил. – За ним могли следить, как уже два дня следят за мной. Когда он появился с саквояжем, кто-то решил, что в саквояже machina terroris. Надо действовать немедленно. Последствия известны: Квицинского погрузили в гипноз, отняли саквояж, заставили написать записку и отправили на дно канала. В саквояже оказались бесполезные бумажки.

Как ни старался, полковник не мог найти, где укрылась ложь. И что теперь: извиниться и уйти? Как будто ничего и не было? Совершенно невозможно. От раздумий оторвал вопрос, которого он не разобрал и переспросил.

– Откуда узнали, что я прячу в доме нечто важное? – повторил Ванзаров.

Пирамидов не стал спешить с ответом. Квицинскому доверял безоглядно. А с Ванзарова подозрения еще не сняты.

– Агентурные сведения, – сказал он. – Почему вас это интересует?

– Потому что мадемуазель Крашевская сильно обижена на меня за разоблачение и арест. Могла разыграть спиритический транс и указать на мою квартиру.

– Ничего подобного…

– В этом случае возникает неизбежный вопрос, – продолжил Ванзаров, не обращая внимания. – Кто-то из охранников крепости передает сведения на волю ее помощнику.

– Глупейшее предположение.

– Так точно. Но нельзя предположить, что кто-то из ваших сотрудников замешан в помощи мадемуазель Крашевской. Она электрическая женщина, кому угодно могла голову задурить.

Лицо Ванзарова сияло наглой невинностью. Пирамидову так захотелось пройтись по нему кулаком, что еле сдержался.

– У меня предателей нет, – ответил он.

– Не сомневаюсь. Предъявить мое алиби на ночь убийства Квицинского? Господин Лебедев расскажет в красках.

Саквояж мозолил глаза. В раздражении полковник поддал его сапогом. Невинная вещь отлетела к стене. Он встал и одернул мундир.

– Благодарю, господин Ванзаров, – официальным тоном заявил он. – Вы достойно прошли проверку и теперь заслуживаете полного доверия… Прошу удвоить усилия в розыске убийцы Квицинского.

Каждый не поверил другому: начальник охранки считал, что Ванзаров его обхитрил, а чиновник сыска не мог согласиться, что Пирамидов нарочно устроил проверку. Но это уже не имело значения. Натянув фуражку, полковник козырнул и удалился. За саквояжем вернулся Мочалов, который старательно отводил глаза.

Когда гости удалились, Ванзаров приткнул входную дверь клинышком, чтобы поспать, не прислушиваясь к шорохам. Он раскрыл окно и вдохнул сырой и холодный воздух ночи.

Тучи разошлись, светила полная луна. Призрачный свет, который манит ведьм, указал: у решетки Юсуповского сада торчит неясная фигура. Кто-то, не жалея сил, продолжал филерить. У охранки таких старательных агентов не было. Это Ванзаров знал наверняка.

45

Угол рек Мойки и Пряжки, 1

Луна светила.

Луна полная.

Луна звала.

Она звала ее. Только ее.

Звала, как мать зовет заплутавшую дочь. Как рожок пастуха зовет овечек.

Луна ласковая и добрая. Надо идти к ней, идти на зов.

Луна не обманет.

Было тихо. На соседней кровати лежала новенькая, как мертвая, завернувшись в одеяло. Вокруг пустота. Никто не помешает.

Она сорвала простыню и закуталась, чтобы стать как луна, стать ее светом, ее частью. Она подошла к окну и тронула раму. Закрыто.

Луна подсказала, как поступить. Ниоткуда взявшейся силой она сорвала шпингалеты, на которых держалась рама.

Створки распахнулись. Ворвался ветер. Ветер, который послала луна за ней.

Она забралась на подоконник и сделала шаг голыми ступнями.

Она не боялась высоты.

Высоты не было. Вокруг был мягкий, любящий свет луны.

Свет был во всем.

Она шагнула на карниз и отпустила руку.

Впереди светилась широкая и свободная, как ковер, дорожка луны.

Прочная и надежная.

Идти – вот счастье и спасение.

Луна зовет.

Пора идти.

Она ступила на дорожку.

Луна вела под ручку, не давая оступиться.

Луна была с ней. Она не предаст и не обманет.

Только идти и идти на ее зов…

46

На Садовой улице и далее на Екатерининском канале

Умереть боится тот, кому есть что терять. Ванзаров смерти не боялся. Терять ему было нечего. Капитала нет, домов, экипажей не имеется. Семьи нет, жены нет, детей нет… Брат Борис, чиновник МИДа, счастлив со своей женой и считает младшего глупцом, который загубил карьеру, уйдя в полицию. Богатство состоит из шкафа с книгами, институтского друга Тухли и Лебедева. Случись что, они опечалятся, но вскоре утешатся. Тухля в объятиях жены, Аполлон Григорьевич в объятиях актрисок. Зато найдется немало добрых людей, которые искренне порадуются, что Ванзарова больше нет. В сыскной полиции и повыше. Может, мiр воровской выпьет чарку за помин души, помянет добрым словом и оставит в легендах: дескать, был такой зухер, которому не стыдно было попасться.

К неизбежному концу Ванзаров относился со спокойствием истинного стоика: все в этом мире проходящее, века, царства и люди. Изучив древних греков, он неплохо представлял, какие страдания человеку может преподнести рок и олимпийские боги. Для многих героев смерть была спасением. Так чего бояться простому смертному чиновнику сыска. Вот только погибать раньше завершения дела Ванзаров был не согласен. Кто знает, что там, на той стороне: будут ответы или придется мучиться вечность от любопытства. Нельзя сомневаться, что обыск охранки – второе и последнее предупреждение: отойди или умри. Кто-то считал, что Ванзаров слишком глубоко залез. Хотя логика пока не выискала, куда именно. В чем же тогда дело?