Убийца Квицинского не может опасаться Ванзарова настолько, хотя бы потому, что уверен: прямых улик нет, доказать убийство под гипнозом почти невозможно. Быть может, он опасается, что Ванзаров слишком близко подобрался к machina terroris? Неуверен, что сам сможет найти, и убирает с дороги опасного конкурента? Слишком спешит, не выбирая способы достижения цели? Или причина настолько проста, что увидеть ее чрезвычайно сложно? Логика любезно оставляла вопросы без ответов.

Одно ясно наверняка: больше не будет сложных комбинаций. В ход пойдет выстрел или удар ножом. Что проще: в уличной толпе ударить сзади. Тут никакая реакция не спасет. Или на темной лестнице разрядить барабан револьвера. Ванзаров такая мишень, что промахнуться трудно. Особенно с близкого расстояния. О таком развитии событий кричала психологика: человек, который перевернул контору нотариуса и редакцию «Ребуса», не боится применять силу, даже если владеет гипнозом.

Любой нормальный чиновник полиции, осознав, какая опасность над ним нависла, поступил бы, как разумный человек: нашел причину бросить все и срочно уехать из столицы. Или сказаться больным, закрывшись дома с револьвером и запасом патронов. Любой нормальный чиновник спасал бы свою жизнь, которая так нужна ему и его семье. Ванзаров считал нормальным раскрыть преступление, чего бы это ему ни стоило. Тем более однажды он умирал, чтобы поймать убийцу. Ради дела быть мертвым только дважды – хорошая привычка.

Сладко зевнув после раздумий, которые у любого чиновника отбили бы сон, Ванзаров закрыл окно и крепко заснул. Перед смертью, как известно, надо хорошенько выспаться.

Он проснулся в семь утра бодрым, свежим и полным сил. Он знал, чем займется в первую очередь. А пока облился из ведра ледяной водой и растерся до пунцовых следов. Из шкафа достал последнюю чистую сорочку, тщательно оделся. Полковник Пирамидов избавил от хлопот с ключами: замок был вывернут так, что дверь можно было прикрыть. Выглянув в окно, Ванзаров заметил невзрачную фигуру, которая прогуливалась вдоль решетки сада, зябко поеживаясь и зевая. Филер устал, вел себя глупо и неосмотрительно. Наверняка ночь провел в сторожке у дворника, сунув рубль на водку. Он не выспался и голоден. Лучшее сочетание, чтобы потерять бдительность.

В воротах дома Ванзаров пропустил кухарку, которая возвращалась с провизией с Сенного рынка, пожелал ей доброго дня и даже манерно приподнял шляпу, чем вогнал в краску вологодскую деваху. Демонстративно откинув пальто, он достал карманные часы, проверил, который час, и направился к Екатерининскому каналу. Перейдя через мостик на другую сторону, Ванзаров не спеша, чтобы голодный филер не потерял его, прошелся до трактира Пермякова Ивана Дмитриевича, в котором часто завтракал, когда было время и остатки жалованья.

Половой Бобрин постоянного гостя знал отлично. Тот редко оставлял чаевые, но заслужил уважение: мужчина солидный, ведет себя степенно, отменно вежлив, никогда не «тычет», служит в полиции. Бобрин знал, за каким столиком привык завтракать Ванзаров, держал его свободным. Усадив гостя, он стал спрашивать, чего господни изволит. И тут господин полицейский предложил десять рублей (сколько осталось в кошельке) за мелкую услугу. А завтрак в другой раз: хлеба со стола поест – и довольно. Услуга была столь забавна, а сумма с лихвой покрывала битую посуду. Половой обещал исполнить в лучшем виде.

Невзрачный господин уселся, куда ноги донесли – так он устал. Он был на виду объекта слежки, но это его уже мало беспокоило. Подбежавшему половому заказал чаю с холодной закуской, да поживее, времени мало. Половой обещал мигом. Сняв черную фуражку-московку, господин остался в пальто, так озяб. Он старательно глядел в окно, в отражении стекла наблюдая за объектом, как вдруг рядом грохнуло шумно и звонко. Господин повернул голову. Около стола валялся поднос и осколки разбитой посуды. Половой поднялся с колен и громким голосом стал стыдить его: дескать, как не совестно делать подножку. Шум господину был не нужен. Он попытался утихомирить полового, но Бобрин разошелся, взывал к совести, требовал платить за бой и звал полицию. Господин полез в карман, чтобы заткнуть половому рот купюрой, но тут, как из-под земли, объявился неизвестный, который сунул книжечку департамента полиции и потребовал проследовать в участок для пресечения безобразного поступка. Полицейский в штатском от слов перешел к делу, и не успел хулиган опомниться, как его выдернули из-за стола и потащили к выходу. Локоть его держал стальной захват, половые провожали руганью.

Отойдя от окон трактира, Ванзаров толкнул пойманного к решетке канала, как приговоренного к расстрелу ставят к стенке.

– Кто послал? – спросил он.

Вопрос, заданный спокойным тоном, заставил стянуть с головы фуражку и смять в руках.

– Не серчайте, Родион Георгиевич, не по злу, а совсем обнищал, – ответил человек, улыбаясь жалко и просительно. – Взял грех на душу, знал, что тем и кончится… Нельзя своих водить.

Небритое лицо, по которому сложно составить мгновенный портрет, было смутно знакомо. Приглядевшись, Ванзаров вспомнил, что три года назад, когда пришел в сыск, этот господин изредка появлялся. Он был филером не из лучших. Потом попал в какую-то некрасивую историю с деньгами, его вышвырнули без надежд на пенсию и возврат на службу. Фамилия у него была странно запоминающаяся…

– Вы… Портовый? – попытался Ванзаров.

Жалкий человечек благодарно кивнул.

– Почтовый. Ох, и беда мне с фамилией… Особенно когда в почтовом отделении… Благодарствую, что не забыли-с… Вы-то вон как вознеслись, а я в ничтожестве пребываю…

Бывший филер был противен, как прокисшая каша. Ванзаров не хотел знать ни его жалоб, ни комплиментов.

– Кто послал? – повторил он.

Почтовый вздрогнул, будто замерз.

– Уж простите сердечно, – пробормотал он. – Все от безденежья… Поддался соблазну… ходить за вами Морфей подрядил…

Кличка эта ни о чем не говорила. Среди воров таких не бывало.

– Кто он?

– Ой, дурной человек, злой. – Почтовый вытер нос рукавом куртки. – Страшный человек… Для него убить – что стакан воды выпить… Скрывает, но я-то выяснил, от меня не спрячешься: он из бомбистов, тайный бунтовщик и революционер, хоть и доктор. Я как подумал: денежку возьму, за вами похожу, а потом сдам его охранке, может, прощение заслужу.

– В какой больнице служит?

Бывший филер услужливо кивнул.

– Проверил: в больнице Святителя Николая Чудотворца. Это где душевнобольных держат. Такой гладкий, с виду не скажешь, что бунтовщик. А вот фамилию его не знаю… Но вы-то все распознаете… Говорил ему, не следует с вами связываться. Да и сам не хотел браться… Так ведь на деньги позарился…

– Сколько за меня обещано?

– Триста, – ответил Почтовый и потупился.

Сумма составляла почти три месячных жалованья чиновника сыска. Что можно считать комплиментом: плата достойная. А для филера – гигантская.

– Какую задачу поставили? – спросил недешевый Ванзаров.