— Прошу вас, начинайте, — предоставил ему слово Вирджилио Спада.

Формально такой же, как и остальные, собравшиеся здесь, участник заседания, а фактически отделенный от них незримым барьером, если встает вопрос об обвинении и ответственности, под бдительным взором кардиналов и папы на дальнем углу стола сидел Лоренцо Бернини. Нервы его были натянуты как струна. Ему грозил штраф в размере десяти тысяч скуди, и если папа наложит его, сюда следует приплюсовать и покрытие расходов на возведение башни, а эта сумма составит уже сто двадцать пять тысяч скудо. Это означало бы, что он навеки разорен.

Лоренцо предпринял все, что было в его силах. Артузини и Райнальди, представившие свое заключение еще на прошлом заседании, были на его стороне. Фонтана, Лонги и Больджи — те художники, для них главное — эстетические критерии, таким образом, и в них сомневаться не приходилось. Но были и колеблющиеся, к примеру, Марицелло, Мола и Моцетти. На счастье Бернини, Мола и Моцетти пребывали в хроническом безденежье, посему Лоренцо еще до заседания одарил каждого пятьюстами скуди. Но хватит ли им этого? Он обратился с молитвой к Всевышнему, в такие моменты Лоренцо не сомневался в его существовании, прося решить его судьбу ему во благо.

— Начнем с вопроса о строительном грунте, — приступил к докладу Борромини. — Грунт под фундаментом состоит из плотного суглинка, осадка на него не больше, чем на других участках. Хотя на одном участке фундамента известь вымыло из раствора, самый нижний слой в относительно хорошем состоянии…

У Лоренцо вырвался вздох облегчения. Борромини говорил спокойно и по существу дела, не позволяя никаких личных выпадов. Разумеется, на критику он не скупился, смело перечислял и вскрывал ошибки в проектировании, допущенные Лоренцо, не пощадил Борромини и небрежность при проведении отдельных строительных работ, но — и это было самое главное — он тут же предлагал и способы уберечь башню колокольни от разрушения.

— Колокольня соединена с фасадом железными крючьями и каменной кладкой. Вследствие оседания фундамента возникло напряжение, которое через анкеровку передалось фасаду. Что и вызвало появление трещин. Как же устранить воздействие этих сил? Прежде всего усилением и постановкой дополнительных опор южного участка фундамента…

Неужели Господь внял его мольбам? На Лоренцо накатила волна теплого чувства. Тот, кто излагал свое мнение на другом конце стола, не был ему соперником — это его былой спутник! Речь Франческо каждой новой фразой переносила Бернини в прошлое: все очень напоминало тот день, когда он зашел в тупик с возведением главного алтаря собора и Франческо объяснил ему, как именно изменить конструкцию балдахина, чтобы не дать колоннам переломиться. Бернини отчетливо помнил, какой непомерный груз мигом свалился с его плеч. Сейчас на глаза Бернини невольно наворачивались слезы, и несколько раз кряду он судорожно глотнул. Он всегда знал: в их встрече с Франческо было что-то судьбоносное. Они как двое близнецов, связанных провидением на вечные времена.

— Таким образом, подведем итог, — объявил сидевший на троне папа после того, как Франческо завершил доклад.

На лице Иннокентия отчетливо читалось облегчение. Не вдаваясь в технические тонкости, его святейшество указал монсеньору Спаде взять на себя руководство и контроль за всеми предстоящими работами.

Лоренцо во второй раз за это утро обратился к Вседержителю, пообещав заодно до скончания века за свой счет поливать покрытую струпьями физиономию папы отваром из подорожника, как тут его святейшество совершенно неожиданно и весьма строгим тоном вопросил Лоренцо Бернини:

— Следовательно, не существует более причин для твоего отъезда из Рима, кавальере Бернини?

Преисполненный самого искреннего раскаяния, Лоренцо преклонил голову.

— Я приложу все свои силы, ваше святейшество, ради устранения допущенных мною огрехов.

— Отъезд из Рима? — недоуменно спросил Борромини. — Честно говоря, я ничего не пойму.

— Французский королевский двор, — пояснил Вирджилио Спада, — приглашает кавальере в Париж.

— Для выполнения заказа по изготовлению скульптурного портрета короля, — не удержался Лоренцо, горделиво тряхнув локонами, — и по личному приглашению первого министра Мазарини.

По выражению лица Франческо Бернини мгновенно понял, что лучше бы ему промолчать. Франческо стоял бледный, часто-часто помаргивая от охватившего его гнева.

— Об этом и речи быть не может, — решительно произнес он с так хорошо знакомой миной, делавшей его похожим на мула. — Во всяком случае, пока не будет оглашен окончательный результат расследования. Иначе есть опасения, что обвиняемый попытается уйти от ответственности.

— Я? — воскликнул до глубины души задетый Лоренцо. — Уйти от ответственности? От какой ответственности? Вы же сами утверждали только что, представляя ваше заключение…

— Как бы то ни было, — перебил его Франческо таким тоном, будто перед ним сидел не Бернини, а кто-нибудь из его учеников, — французский двор подождет!

— Кому-кому решать, но уж не моему бывшему помощнику! — взъярился Лоренцо, тут же во второй раз проклиная свой слишком скорый язык.

Боже, что на него нашло? Да не собирался он ни в какой Париж, напротив, он был безмерно рад остаться в Риме. Но ему меньше всего хотелось, чтобы здесь за него решали, что ему нужно, а что нет.

— Я волен ехать куда пожелаю!

— Французский двор подождет! — упрямо повторял Борромини. — Или найдет себе другого скульптора! В конце концов, кавальере Бернини не один на свете мастер.

А вот это уже был открытый вызов. И тут Лоренцо вдруг стал спокойным и хладнокровным.

— Может, у вас есть какие-нибудь предложения, синьор Борромини? Если, по вашему мнению, первый художник Рима не волен покинуть Рим, кого же тогда мы пошлем к королю Франции? Может, — тут он сделал краткую, но достаточно значимую паузу, — каменотеса?

— Мне кажется, — вмешался монсеньор Спада, — мы несколько отклонились от обсуждаемой темы.

— Разумеется, — согласился с ним Франческо. — И, если позволите, мне хотелось бы все же завершить мое заключение.

— Завершить? — изумился Спада. — Как мне показалось, вы его завершили.

— Отнюдь, — ответил Франческо. — Самое главное еще предстоит сделать.

Лоренцо обмяк. Какой же он все-таки идиот! Знал ведь, что сейчас произойдет, — и произошло! Краткими, сжатыми фразами, каждая из которых кинжалом впивалась в сердце Бернини, Борромини продолжил изложение своих доводов: башня втрое выше и вшестеро тяжелее допустимого предела — и это на прежнем фундаменте! Без усиления последнего! Словно не насытившись, Борромини продолжал: да, существует еще одна проблема, основная, суть ее в том, что все надстройки никак не согласованы с базовыми постройками Мадерны — колокольня стоит не только на горизонтальных соединительных балках башни, но и создает нагрузку на южный угол фасада и внутреннюю поперечную стену притвора. Для наглядности Франческо передал сидящим эскиз, где была представлена горизонтальная проекция южной башни на северный нижний ярус. Даже самому несведущему в строительстве становилось ясно, что речь идет о чрезмерной нагрузке.